| Полина Юрченко текст, фото |
 |
9 и 10 апреля в московском джаз-клубе «Эссе» выступал русский трубач, который уже более десяти лет живет в Нью-Йорке — Виталий Головнёв, в ансамбле которого играли японская пианистка Мики Хаяма, а также московские коллеги: Игнат Кравцов (ударные), Антон Ревнюк (бас-гитара) и Дмитрий Мосьпан (саксофон).
В концерте звучали произведения из альбомов Мики Хаяма и Виталия Головнёва, а также пьесы в аранжировке Мики, которые ещё не были записаны.
Если говорить об исполнительских особенностях Виталия Головнёва — сразу поражает удивительное пиано (исполнение не в полную силу звука, тихо. — Ред.): чистое, чёткое, нежное. Он играет одновременно интеллигентно, аккуратно и крайне технично. В его музыке нет и намека на желание «выстрелить», сразу запомниться за счет громкости и большого количества сложных пассажей, — хотя эти пассажи музыкант, безусловно, исполняет на высоком уровне. Игра пианистки Мики Хаямы техничная, живая, содержит много импровизационных моментов и то звучит контрастно с трубой, то вторит ей. Кажется, будто то, что хочет сказать Виталий в своем выступлении, дополняется игрой Мики. Эта музыка наполнена красотой и смыслом.
Перед выступлением Виталий ответил на несколько вопросов «Джаз.Ру».
Летом 1999 года, когда вы были на втором курсе Академии им. Гнесиных, в интервью нашему журналу вы сказали: в музыке вы консервативный человек. Что изменилось с тех пор?
— Да почти всё изменилось. Наверное, тогда это ещё был юношеский максимализм. Я многого не знал и мыслил какими-то определёнными категориями. Но мне очень хотелось развиваться, и позже, уже когда я оказался в Нью-Йорке, у меня появилась возможность играть и общаться с разными музыкантами и просто слышать много разной музыки. Думаю, что я остался консервативным в одном: независимо от стилей и направлений, в музыке я люблю мастерство.
Тогда же вы мечтали услышать кого-то из «великих» вживую…
— Ну, конечно, всех, кого я хотел услышать — я услышал вживую, а с некоторыми из них мне даже удалось поиграть вместе. Это, в основном, музыканты не старшего, а более молодого поколения. Например, бесценный опыт я получил, когда играл в Mingus Big Band. Я участвовал во многих интересных оркестровых проектах. Два из них мне показались очень и очень важными с точки зрения творчества.
Первый — это проект известного басиста из Голландии, который уже много лет живет в Нью-Йорке, Йорис Теепе (Joris Teepe). С ним мы записали несколько лет назад альбом, который называется «We Take No Prisoners». Мне этот проект был интересен тем, что вся оригинальная музыка была написана самим Йорисом, да и состав был потрясающий: барабанщик Джин Джексон, пианист Джон Дэвис, в группе труб были Майкл Филип Моссман, Джон Эккерт и мой сверстник Джош Эванс. А также тромбонист Эрл Макинтайр, саксофонист Адам Колкер, Дон Брэйдэн и специальный гость, барабанщик (правда, он записал с нами всего пару вещей), легендарный Рашид Али, который играл в поздних составах Джона Колтрейна. Вот это было для меня очень запоминающимся событием. Мы сыграли несколько концертов и сделали запись.
Еще один оркестровый проект, который мне дорог: делал трубач из Германии, Фолькер Гётце. Оркестр у него, Volker Götze Orchestra, был очень хороший. Точно название альбома не помню, потому что оно состоит из цифр и является индексом района «Трайбека», где жил Фолькер («NY 10027». — Ред.). Я играл и со многими другими оркестрами. Всех и не перечислить.
ДАЛЕЕ: продолжение интервью Виталия Головнёва, ВИДЕО!
Скажите, а кого из российских музыкантов вы сейчас для себя выделяете?
В Америке это Алекс Сипягин (труба), Борис Козлов (контрабас) и Михаил Цыганов (фортепиано). Я с ними познакомился уже там, так как они относятся к музыкантам более старшего поколения и уехали из России намного раньше меня. Среди моих ровесников — это саксофонисты Евгений Стригалёв и Дмитрий Баевский.
В России — Иван Фармаковский,Антон Ревнюк, Дмитрий Мосьпан, Сергей Головня. Есть также очень талантливая молодежь: Азат Баязитов, Макар Новиков, Игнат Кравцов, а ещё наши прославленные выпускники колледжа Беркли, их много, они голодные и злые (в хорошем смысле, в смысле музыки).
Давайте теперь поговорим о ваших достижениях. Насколько мне известно, у вас в 2009 году на Tippin Records вышел дебютный альбом под названием «To Whom It May Concern». Расскажите о нём.
— К этой записи я очень готовился, волновался, так как это был, как вы правильно сказали, мой дебютный альбом. Мне очень хотелось сделать запись с Борисом Козловым, и я ему невероятно благодарен за то, что он меня поддержал. Борис даже ни разу не репетировал, так как был очень занят, у него всегда много концертов. Он просто пришёл в студию и всё сыграл с листа, можно сказать, с первых дублей. Сам Борис говорил, что можно было бы сделать лучше, если бы было время, но я считаю, что для моего дебютного альбома получилось достаточно хорошо. Кроме Бориса Козлова в записи альбома принимали участие Мики Хаяма (фортепиано), барабанщик Джейсон Браун и саксофонист Джейк Саслоу.
Распространялся ли этот альбом в России?
— Нет, люди уже перестали покупать диски так, как делали это раньше. Но, в принципе, если бы кто-то был заинтересован в дистрибьюции моих альбомов, я был бы рад. Моя музыка доступна, в основном, в «digital downloads», то есть в загрузках в интернете. Это iTunes, Amazon, CDbaby и многие другие веб-сайты. А диски я продаю только на концертах, как сегодня.
В 2012 году у вас вышел ещё один альбом «What Matters», который тоже был записан на Tippin Records…
— Да, это мой второй альбом. Мы записали его с моими друзьями — это барабанщик Пит Зиммер, басист Нэйтан Пэк и живущий в Лондоне саксофонист Евгений Стригалёв. Он родом из Петербурга, ученик Геннадия Гольштейна. Я ещё играл с Евгением на записи его альбома «Smiling Organizm», а следующий альбом он недавно записал вместе с Алексом Сипягиным. Мы с Женей много общались одно время, он приезжал в Нью-Йорк два-три раза в год, и мы репетировали. А потом решили записать тот материал, который накопился за время совместного музицирования.
В 1999 году вы говорили, что творческих планов у вас нет, потому что, цитирую: «то, что происходит сейчас, мне интереснее того, что будет завтра». Наверняка сейчас вы уже не живете одним днём, и планов у вас много. Возможно, к записи готовится новый альбом или планируются туры с музыкантами?
— На удивление самому себе, мне понравилось то, что я тогда говорил. Но, что касается творческих планов — конечно, хочется их воплотить. К тому же сейчас у меня накопилось достаточно много материала, который можно было бы записать. Я вообще хочу сделать, кроме записи в Нью-Йорке, ещё и запись здесь, в Москве, со своими друзьями-музыкантами, которых давно знаю. Но пока загадывать не буду.
Если говорить о турах, то в этот раз в Москве у нас два концерта, а потом мы вместе с Мики Хаямой и барабанщиком Игнатом Кравцовым едем в тур по Японии, где у нас несколько концертов в разных городах: Сига, Нара, Кобэ, Хиросима, Киото, Нагоя и Токио. Мы ждали этого с нетерпением, потому что Мики давно хотела сделать такой международный проект: музыканты из России и из Японии (в разных концертах тура участвовали басисты Тэцуро Аратама, Го Симада и Юка Тадано, а также саксофонист Кэн Ота. — Ред.)
Расскажите, как развивается сейчас джаз в Америке? Какие интересные особенности можете отметить — возможно, появляются новые направления?
— Вообще, с одной стороны так и есть. Продвинутые, творческие люди озабочены тем, чтобы толкнуть музыку чуть-чуть дальше, в сторону новых прочтений. И это происходит не только в джазе. Считается, что сейчас «чёрная музыка», например хип-хоп, находится в глубоком кризисе. Я общаюсь с музыкантами, которые играют такую музыку, и они часто говорят: «Вот, на этого парня сейчас вся надежда, он должен изменить сейчас всё». К такому подходу создания музыки, когда инновацию ставят во главу угла, я стал относиться скептически. У меня сложилось впечатление, что, по сути, в принципе, нет такого понятия, как «новое». То есть, окей, Чарли Паркер жил и работал в 40-е годы и до середины 50-х ХХ века, это ведь давно было. Казалось бы, это очень старая музыка, но, по сути, всё равно все делают то же самое. Чарли Паркер и сейчас наисовременнейший музыкант. Конечно, его можно назвать новатором: тогда он, действительно, толкнул музыку вперед. Но что, много изменилось со времен Паркера? Даже сейчас слушаешь его или Лестера Янга… попробуй так сыграть! Тоже самое можно сказать и про Майлза, Трейна, Weather Report, братьев Бреккер и многих других. То есть, на мой взгляд, старое — не старое, и новое — не новое.
Хотя мой приятель, трубач Джереми Пелт, считает, что если вы до сих пор слушаете только Майлза Дэйвиса, то вы многого не знаете.
В наше время оценка или, так сказать, рассмотрение проделанной работы зависит от того, в каком контексте музыкант работает. Что касается меня, то я пытаюсь играть разную музыку. Даже на примере сегодняшнего концерта: у нас, может быть, будет всего одна или две свинговые вещи. Все остальные — это грувы, афро-латин, свободная форма. Я пытаюсь находить всегда какие-то новые прочтения, какое-то свежее звучание. Вроде бы контекст старый, вернее — общепринятый, который был и 20, и 30, и 40 лет назад, но мне важно, чтобы моя музыка звучала современно и была актуальна для слушателя сейчас.
А отличаются чем-то русские джазовые музыканты от американских?
— В России всегда были хорошие музыканты. Я лично, несмотря на то, что живу последние 10 лет там и, бесспорно, приобрёл какой-то опыт, всё равно учился играть здесь, а не там. Когда я уехал в Америку, мне уже было 27 лет. А первый профессиональный опыт я получил именно здесь.
Музыканты в России абсолютно достойные, многие из них могли бы играть в Нью-Йорке на самом высоком уровне… и, в принципе, они играют. Но само понятие «нью-йоркский уровень» — это такая вещь, которая звучит, возможно, пафосно, но на самом деле это не так, это просто другое немного. Нигде в мире так не играют, как там, хотя в каждой стране живут хорошие музыканты, которые научились играть сами, у себя дома, занимаясь по записям. Понимаете, можно жить где угодно и научиться играть, и развиваться самому. Другой вопрос, устраивает ли это тебя, если да, то… окей. А если нет, то можешь ещё попробовать Нью-Йорк. Лично для себя я нахожу такую разницу между Нью-Йорком и, скажем, к примеру, Москвой. Можно сравнить Нью-Йорк и с любым другим местом. Знаете, есть слово такое «vibe». Я не знаю точно, как перевести, но очень хорошо это слово понимаю. Как бы отдаленно… это некая вибрация, то есть определённая атмосфера, которая создается, когда играют нью-йоркские джазовые музыканты. Вот именно такого «вайба» во время игры, как в Нью-Йорке, нет нигде, и в Москве нет. Здесь играют интеллектуально, грамотно, правильно, всё звучит… но по-другому.
Как часто вы бываете в России с тех пор, как уехали в Нью-Йорк?
— Вообще стараюсь приезжать по возможности раз в год. А в 2009 году, когда мне отказали в визе, я вообще застрял здесь почти на год. Тогда у меня еще не было «грин-карты» и, помню, мне поступило колоссальное предложение поехать в тур на 23 концерта вместе с джазовым оркестром Линкольн-Центра под управлением Уинтона Марсалиса. Я вернулся в Россию продлить визу, но произошла какая-то ошибка в документации, и в итоге я опоздал на этот тур. Хотя позже мне всё же удалось поиграть с этим оркестром.
В этом году вы еще планируете посетить Россию с концертами?
— Да, я буду здесь ещё пару недель после Японии, с 1 мая. Это будут клубные концерты в поддержку выхода альбома Сергея Головни, который мы записали год назад. Кстати, в записи этого альбома, помимо меня, участвовали Иван Фармаковский (фортепиано), Макар Новиков (контрабас) и Игнат Кравцов (ударные инструменты).
ВИДЕО: Vitaliy Golovnev Quartet feat. Miki Hayama в клубе «Эссе»
«Chelsea Bridge» (Billy Strayhorn, arr. Miki Hayama)
httpv://www.youtube.com/watch?v=-VO8d2Ms_tM
