Фестиваль Tampere Jazz Happening-2014, Финляндия: два взгляда из России

Взгляд первый. От Шабаки до Теренса

Тампере — второй по величине город Финляндии и самый крупный город Северной Европы среди тех, что не находятся на берегу моря. Основанный шведами в конце XVIII века, Тампере (до 1917 года — Таммерфорс) довольно быстро стал крупным промышленным центром — благодаря тому, что большой перепад уровней воды в озерах, между которыми расположен город, позволял использовать её силу для кручения различных полезных механизмов. В XIX веке, когда страна вошла в состав Российской империи, в Таммерфорсе сконцентрировалась почти половина промышленного производства всего Великого княжества Финляндского, из-за чего город стали называть «северным Манчестером». До сих пор изрядную долю исторических зданий центра Тампере составляют именно характерные промышленные краснокирпичные дома; конечно, сейчас там не фабрики и электростанции, а офисные и торговые центры, выставочные залы, клубы, ресторанчики и прочие места проведения культурного досуга. Тампере сохраняет своё экономическое значение — уже в пост-индустриальном смысле: здесь кластер IT, финансов, образования, торговли и транспорта. В самом центре города расположен железнодорожный вокзал; к сожалению, прямых поездов из российских городов нет, но можно сделать пересадку в Хельсинки (а ещё лучше — в Тиккурила, минуя часовой крюк до финской столицы. — Ред.), откуда до Тампере на поезде около двух часов; на автомобиле чуть дольше. Есть автовокзал, откуда большие и красивые автобусы совершают рейсы в другие города Финляндии, и международный аэропорт, третий по загруженности после столичных Вантаа и Мальми. Не отстаёт и культурная сфера — например, в Тампере обитает единственный за пределами Хельсинки финский симфонический оркестр. По чётным годам город принимает «Тампере Биеннале» (фестиваль современной классической музыки), по нечётным — вокальный фестиваль. Наконец, каждый год в самом начале ноября проводится Tampere Jazz Happening — международный фестиваль современного джаза и импровизационной музыки.

Нельзя сказать, что джазовая жизнь в Тампере так и кипит — здесь нет, например, ни одного собственно джаз-клуба, то есть площадки, которая принимает исключительно джазовую аудиторию. Однако интегрированность в европейское и мировое культурное пространство позволяет компенсировать этот недостаток. Музыканты ездят в Тампере много и охотно. На Tampere Jazz Happening, который проводится без перерывов с 1982 года, выступали — подчас не по одному разу — такие звёзды, как Карла Блэй, Дейв Холланд, Джон Скофилд, Джек ДеДжонетт и другие.

Концерты фестиваля проходят на нескольких площадках, расположенных в самом центре города в двух шагах друг от друга. Гибкая политика продаж билетов позволяет аудитории выбирать среди нескольких форматов посещения — можно купить билет как на отдельный концерт, так и на все концерты фестиваля (что в сумме обойдется куда дешевле). Некоторые концерты бесплатны.

Роль основной сцены фестиваля выполняет Old Customs House Hall — расположенное рядом с вокзалом здание царской таможни, построенное в начале двадцатого века и в 1980 году превращённое в культурный центр. Здесь размещается большой зал на 1200 человек, музыкальный клуб и вся необходимая инфраструктура для приятного проведения времени, включая «выпить и закусить». В этом же здании находится офис организации, занимающейся проведением всех трех упомянутых выше музыкальных фестивалей Тампере, а также рекреация для музыкантов, аккредитованных журналистов, волонтёров и прочей специальной публики. Имеющие доступ к этой рекреации могли наблюдать дополнительное представление, впервые устраиваемое именно в этом году: за пять минут до начала концерта в помещении появлялись две девушки-волонтерки. Одна громко спрашивала: «What time is it?» — и далее, уже вдвоем, они чисто, на два голоса, пропевали

It’s show ti-i-i-me
In five mi-i-i-nutes!

Как мне объяснили, обе имеют подходящую музыкальную подготовку; впрочем, это было слышно и без объяснений.

Уровень организации на фестивале выше всяких похвал; достаточно сказать, что если начало концерта установлено на 17:30, будьте уверены — в 17:31 на сцене уже будет звучать музыка (притом в исполнении именно заявленного коллектива). Достигается такая невиданная пунктуальность, в частности, тем, что к каждому ансамблю прикрепляется специально выделенный волонтёр, который сопровождает его везде и всегда до момента передачи отдельной сценической команде для саунд-чека и финальной подготовки выступления.

В этом году Tampere Jazz Happening продолжался четыре дня, с 31 октября до 2 ноября. Ниже вниманию снисходительного читателя предлагаются субъективные впечатления от концертов двух заключительных дней.

Sons of Kemet

Shabaka Hutchings (sax, clarinet), Chris Barrett (tuba), Mark Sanders (dr), Seb Rochford (dr)

Музыка британского квартета Sons of Kemet в буклете фестиваля была характеризована как «разоружающее сочетание джаза, рока, карибской и африканской музыки», так что ожидать можно было чего угодно. Действительно, даже просто прилагательное «карибский» характеризует разве что географическую, но никак не жанровую принадлежность; и добавление эпитета «африканский» отнюдь не проясняет состояние дел. И уж совсем загадочно выглядит в этом контексте отсылка к Древнему Египту (который, собственно, и обозначается словом «Kemet»).

Лидер группы — чернокожий тенор-саксофонист Шабака Хатчингз — родился в Англии, но вырос на Барбадосе, где и сделал первые шаги на музыкальном поприще. Это объясняет карибскую и африканскую составляющие. Связь творчества группы с Древним Египтом менее тривиальна: основателя Нубийской династии Древнего Египта тоже звали Шабака. Для того, чтобы окончательно сбить с толку читателя, добавим, что в дебютном — и пока единственном — записанном коллективом альбоме «Burn» (2013) встречаются композиции с названиями вроде «Inner Babylon» или «Rivers of Babylon». Это уже что-то месопотамское.

Говоря серьезно, не думаю, что целью «Сыновей Кемет» является реставрация и синтез древних музыкальных культур; скорее, здесь мы имеем попытку актуализировать своё творчество в контексте истории, придать ему большую значимость за счёт индуцированных аллюзий. Непонятно, насколько эта попытка удачна по существу, но, по крайней мере, она демонстрирует серьезность намерений. Что же играют и как звучат Sons of Kemet?

ДАЛЕЕ: продолжение подробного репортажа Дмитрия Булычева; ВЗГЛЯД ВТОРОЙ — не менее подробный репортаж нашего нового внештатного автора Ольги Карпухович! 

Состав ансамбля предсказуемо нестандартен — помимо Хатчингза на саксофоне и кларнете (в концерте кларнет не использовался) в него входят Крис Барретт на тубе и целых два барабанщика — Джайлз Кинг (правда, в Тампере играл вместо него Марк Сандерс) и Себастиан (Себ) Рошфорд. Последний, похоже, более известная личность, чем лидер — по крайней мере у него есть свой собственный проект Polar Bear, с которым, кстати, он уже приезжал в Тампере в 2007 году. Такой состав исполнителей намекает на преобладание в исполняемой музыке остро-ритмических, остинантных форм. Так оно и оказалось — в основе всех исполненных композиций была четкая пульсация шестнадцатых. При этом надо отметить исключительное качество работы ударных: несмотря на солидную плотность материала, они звучали деликатно и совершенно отчётливо, не смешивались и не мешали ни друг другу, ни остальным участникам. Этому способствовало широкое использование интонационных возможностей современных ударных; наличие двух барабанщиков при таком подходе оказалось совершенно оправданным — ведь в двух установках ровно в два раза больше тóмов и тарелок. Поверх этой основы обработанный саксофон Хатчингза накладывал риффовые и гармонически однородные структуры; при этом он не прибегал к представляющим опасность для смысла «побегушкам» по всему диапазону инструмента, а играл сосредоточенно, медитативно, очень редко поднимаясь в верхний регистр. Несколько раз он (видимо, по джазовой памяти) выбирался из основного лада в параллельные хроматические вылазки, но выглядело это не особенно убедительно и обоснованно. Как и следовало ожидать, туба в основном исполняла басовые партии, иногда образуя с саксофоном простой контрапункт; несколько сольных эпизодов продемонстрировали технические возможности как Криса Барретта, так и тубы как таковой. Надо сказать, что отсутствие гармонического инструмента часто создавало ситуацию неопределенности, открытости, которую музыканты не стремились разрешить; временами это звучало довольно интересно.

Квартет Карла Сэглема

Karl Seglem (sax, bukkehorn), Andreas Ulvo (piano), Roger Arntzen (bass), Jonas H.Sjøvaag (dr)

Нет ничего удивительного, что Норвегия, как страна, имеющую собственную самобытную школу импровизационной музыки и джаза, широко представлена на фестивальной сцене Европы вообще и Северной Европы в частности. Вот и в этот раз в программе фестиваля на четыре дня приходилось пять коллективов, норвежских либо частично, либо полностью.

К последнему типу относился и ансамбль Карла Сэглема — классический по составу квартет с тенор-саксофоном. Помимо саксофона Сэглем вынес на сцену что-то, что можно было сперва принять за револьвер в кобуре. Оказалось, что это особенный норвежский рог, называемый буккехорн. Говорят, что они бывают с дырочками и без; на тех, что с дырочками, можно даже играть мелодии. Мне не удалось рассмотреть со своего места, какая именно разновидность применялась в данном случае, так что не могу сказать, было ли то, что извлекалось из него, как-то связано с ограничениями инструмента. Помимо буккехорна, на концерте использовались наложения, которые звукооператор из зала подмешивал к результатам деятельности музыкантов.

Сама по себе музыка представляла собой комбинацию риффовых структур и, видимо, норвежских народных мотивов; в ней чувствовалась картинность и пейзажность, что-то такое про фьорды и родную природу. Однако (в этот раз?) картинка не сложилась — несмотря на сонористические достоинства, части не складывались в целое, общий замысел угадывался по формальным признакам, но не находил подтверждения на эстетическом уровне. После второй пьесы часть аудитории покинула представление. Приятное впечатление оставил разве что пианист Андреас Ульво — его рельефные, сыгранные с превосходной артикуляцией и превосходным звуком сольные эпизоды стали бы украшением концерта, если бы длились чуть дольше. Но, видимо, представления лидера ансамбля о форме приводили к тому, что эти сольные эпизоды безжалостно прерывались, не достигнув пика развития.

Django Bates’ Beloved

Django Bates (piano), Petter Eldh (bass), Peter Bruun (dr)

Участники британско-шведско-датского трио Django Bates’ Beloved выглядели несколько по-хулигански; возможно, это объяснялось тем, что они собирались проделать. Британский пианист Джанго Бэйтс имеет солидный чисто джазовый бэкграунд; он сотрудничал с такими разнонаправленными музыкантами, как Джордж Расселл, Майкл Брекер, Дэвид Санборн и другие; помимо фортепиано он еще может играть на альтгорне и сочинять музыку.

Основную часть концерта на фестивале составили переосмысленные композиции Чарли Паркера («Confirmation», «My Little Suede Shoes», «Donna Lee»…). Это переосмысление заключалось в нерегулярной модификации как гармонической, так и ритмической структуры темы, что выглядело любопытно, хорошо слушалось и давало пищу для конструктивного анализа. В импровизации же Бэйтс уходил от тем достаточно далеко — причём, похоже, всегда в одно и то же место, так что я бы не взялся отличить соло в одной пьесе от соло в другой. Помимо Паркера было исполнено и несколько композиций собственного сочинения, которые в целом соответствовали сольным эпизодам и свидетельствовали о наличии сформированного стиля.

Квинтет Матиаса Айка

Mathias Eick (trumpet), Andreas Ulvo (piano), Audun Erlien (bass), Gard Nilssen (dr), Torstein Lofthus (dr)

Квинтет Матиаса Айка был вторым норвежским коллективом за день и вторым ансамблем, в котором было два барабанщика. Однако один из них, Гард Нильссен, проработавший в квинтете более четырех лет, покидал группу, и этот концерт был для него прощальным. По такому случаю ему была предоставлена отдельная возможность сыграть развернутое соло, что он и проделал. Вообще же удвоенный состав ударных снова слушался и смотрелся весьма хорошо. Игра барабанщика может быть по-настоящему зрелищной: действительно, чем там занимаются гитарист или, скажем, пианист, публике не видно — а если и видно, то далеко не каждый сможет сопоставить видимое со слышимым. В квинтете же Айка работа ударников выглядела как танец; осталось разве что выдвинуть их в первый ряд для усиления визуальной составляющей.

Вторым приятным моментом было присутствие в составе пианиста Андреаса Ульво — того самого, которому не дали развернуться в квартете Карла Сэглема. В данном же случае его сольные эпизоды хорошо вписались в обозримые, хорошо структурированные композиции, которые исполняла группа. Сам Матиас Айк одновременно с игрой на трубе управлялся с находящимся рядом пультом, на котором периодически что-то подкручивал, управляя эффектами (в основном реверберацией).

В целом данный концерт оказался чуть ли не лучшим из услышанных на фестивале. Несмотря на то, что по существу все композиции были построены на типичных для современной импровизационной музыки принципах, в них присутствовала какая-то свежесть и обаяние, готовность говорить с аудиторией на понятном ей языке. Видимо, часть слушателей уже была знакомы с творчеством Айка, так как объявление исполняемых композиций встречалось довольным шумом зала, а конец выступления буквально потонул в овациях.

ICP Orchestra & Uri Caine

Ab Baars, Michael Moore (clarinet, saxophone), Tobias Delius (saxophone), Thomas Heberer (trumpet), Wolter Wierbos (trombone), Tristan Holsinger (cello), Mary Oliver (violin), Uri Caine (piano), Ernst Glerum (bass), Han Bennink (dr)

Амстердамский оркестр под названием Instant Composers Pool начал свое выступление с бескомпромиссного фри-джазового навала. Однако это оказалось тончайшей шуткой, ибо далее последовала вереница так же прекрасно исполненных стилизаций различных джазовых жанров — блюза, свинга, латино и т.д. При этом, сохраняя все внешние признаки этих идиом, музыканты отчётливо давали понять, что это именно стилизация, имитация, игра. Достигалось это точнейше выверенной нестройностью, ритмической неодновременностью; на память тут же пришел эпизод из «Петрушки» Стравинского, где симфонический оркестр имитирует игру шарманки, со всеми её подхрипываниями, запаздываниями и разболтанностью. В основном оркестр исполнял композиции своего основателя — пианиста и композитора Миши Менгельберга. К сожалению, сам Менгельберг по состоянию здоровья не смог участвовать в концерте; за роялем его заменил не менее известный американский новоджазовый пианист Ури Кейн. В заключение концерта Тристан Хольсингер устроил сеанс дирижирования; разумеется, никакой партитуры не было и не подразумевалось, дирижирование заключалось в доведении до музыкантов посредством пантомимы не звуковысотно-ритмической, а чисто эмоциональной составляющей. Действие было весьма зрелищным, поскольку язык пантомимы гораздо более общезначим и понятен, и зрители смогли в реальном времени увидеть музыкальное воплощение уже ухваченных ими смыслов.

Bill Frisell — Guitar in the Space Age

Bill Frisell (guitar), Greg Leisz (pedal steel guitar), Tony Scherr (bass), Kenny Wollesen (dr)

Один из наиболее признанных джазовых гитаристов мира — Билл Фризелл — представил на фестивале музыку с записанного им в этом году альбома «Guitar in the Space Age!» По такому названию можно предположить что-то остро-авангардное, электронное, устремленное в предполагаемое будущее — и попасть пальцем в небо.

В альбом вошли интерпретации популярных тем в жанре рок-н-ролла и кантри, относящихся к 50-60 годам прошлого века. В каком-то смысле это действительно годы космической романтики и одновременно романтики рокабилли. На концерте в Тампере, как бы вербализуя программу музыки, финский писатель, фамилии которого я не расслышал, зачитал в микрофон фрагменты своей книги — что-то торжественное про Вселенную и нас. Собственно музыка представляла собой набор композиций в очень простых, на слуху, гармониях и ритмах, сыгранных чрезвычайно «широким», объёмным, насыщенно-роскошным звуком. Если бы я лучше знал первоисточники, то удовольствие моё было бы безмерным.

Mikko Innanen 10+

Mikko Innanen, Jussi Kannaste, Pauli Lyytinen (saxophones), Jukka Eskola, Verneri Pohjola (trumpets), Jari Hongisto, Juho Viljanen (trombones), Seppo Kantonen (piano), Ville Herrala, Eero Tikkanen (bass), Joonas Riippa, Mika Kallio (dr)

Каждый фестиваль — это дополнительная возможность показать местных музыкантов, поэтому неудивительно, что среди участников фестиваля финнов было почти столько же, сколько норвежцев. На главной сцене, впрочем, выступал только один финский коллектив — большой оркестр под управлением саксофониста и композитора Микко Иннанена. В этом ансамбле было не только два ударника, но и два басиста, что, пожалуй, в данном контексте уже слишком — временами было непонятно, что делает каждый из них и вообще какие творческие задачи они решают. Лидер ансамбля много общался с публикой по-фински, поэтому мне сложно сказать, что именно исполнялось, но подозреваю, что в большинстве своем программа представляла собой продукт деятельности самого Иннанена. Это была современная мультистилистическая музыка, которой еще есть куда развиваться.

Perch Hen Brock & Rain

Ab Baars (saxophone, clarinet, shakuhachi), Ig Henneman (viola), Ingrid Laubrock (saxophone), Tom Rainey (dr)

Я затрудняюсь объяснить, что означает название данного коллектива, и даже означает ли оно хоть что-нибудь; возможно, здесь как-то обыгрываются имена его участников, а возможно, что и нет. В фестивальном буклете написано, что этот квартет — два саксофона, скрипка и ударные — составлены из двух дуэтов (Аб Баарс/Иг Хеннеман и Ингрид Лауброк/Том Рэйни), занимающих видное место на импров-сцене Нью-Йорка и Амстердама. Будучи полным (и намеренным) дилетантом в этой области, я не могу ни подтвердить, ни опровергнуть эту информацию. Мало того, не являясь ценителем музыки такого рода (и, признаюсь, не понимая её), я проследовал в зал, что называется, по долгу службы, заранее подготовив пути к весьма вероятному отступлению.

Но отступление не состоялось. Квартет исполнял спокойную музыку, насыщенную вполне понятными (или по крайней мере кажущимися понятными) образами. Её можно было воспринимать просто с классических позиций. Особые приёмы звукоизвлечения, к которым временами прибегали музыканты, выглядели уместными; Аб Баарс порой использовал shakuhachi (сякухати) — здоровенную японскую бамбуковую флейту. Музыка была достаточно абстрактной, но вполне цельной и с прослеживающимися смысловыми связями.

Terence Blanchard E-Collective

Terence Blanchard (trumpet), Charles Altura (guitar), Fabian Almazan (piano, keyboards), Donald Ramsey (bass), Oscar Seaton (dr)

Американский трубач Теренс Бланшард, игравший с Артом Блэйки, Лайонелом Хэмптоном и Маккой Тайнером, пятикратный обладатель премии «Грэмми» и автор музыки к более чем сорока фильмам, был, без сомнения, наиболее именитым из участников фестиваля. Его концерт завершал программу главной сцены.

Представляя музыкантов своего ансамбля, Бланшард отметил, что басиста Дональда Рэмси он знает со школьного возраста, а с гитаристом Чарлзом Альтурой познакомился в Сети. Прозвучало это так, будто Альтура — начинающий музыкант-любитель, а между тем он является одним из перспективных молодых гитаристов, участником коллектива Chick Corea & The Vigil, выпустившего в 2013 одноимённый альбом и продолжающего концертную деятельность. Кроме них, в коллектив входит барабанщик Оскар Ситон и американский пианист кубинского происхождения Фабиан Альмазан.

На персональном сайте Бланшарда утверждается, что проект E-Collective призван «исследовать различные музыкальные направления, основываясь на джазе, но привлекая различные элементы блюза, R&B, фанка и фьюжн». На концерте это исследование выглядело как коллаж, последовательность характерных стилизованных номеров, действительно построенных на идиомах блюза, а порой и хип-хопа, при этом границы между этими номерами прослеживались гораздо явственней, чем границы между композициями. Все участники ансамбля показали в этих номерах свои сильные стороны, в акустическом смысле музыка была разнообразной и качественной. Надо сказать, что тем не менее это выглядело как-то формально; казалось, что музыканты настолько уверены в результате, что его получение уже не требует их участия. Впрочем, учитывая их профессиональный уровень, возможно, такой они и хотят видеть свою музыку.

Взгляд второй. От начала до конца, 30 октября — 2 ноября

На чём хочется остановиться подробно: на северной благородной природе, на очаровании деревянного и краснокирпичного центра города, на величественной панораме озера в свете яркого, но холодного солнца… и на шустрых, коммуникабельных белках, честно отработавших туристическую часть программы. Но писать об этом я не буду.

Что надо знать о Тампере? Это крупный город (больше двухсот тысяч жителей) немаленькой страны — по всем меркам, кроме российской. В городе 20 музеев, и — внимание! — на это количество жителей три театра и концертный зал на две тысячи мест.

Всё это работает почти круглый год, и всё заполняется народом. Естественно, в этом мире есть место и для джаза, определяемое как «едва ли не самый большой и серьёзный фестиваль в Финляндии» (цитирую по беспристрастному туристическому буклету).

Но ни разу не возникло чувства, что главное в эти дни в городе — фестиваль. Город жил своей размеренной жизнью, словно не замечая экзотического вида чудаков, перетаскивающих что-то с места на место в разногабаритных футлярах.

Тем более что фестиваль был «одет» скромно, с небольшим количеством рекламы, основной его сценой стала приспособленная под культурный центр старая таможня Old Customs House Hall, здание привлекательное снаружи и брутальное внутри.

Для подобных мероприятий место вполне комфортное, только без естественной акустики. (И тут, конечно, при всем профессионализме обслуживающей команды, возникали некоторые проблемы). Никаких «денег на ветер», скромный, но толковый буклет, сувениры с забавной пародийно-социальной символикой. Кстати, вход для зрителей — 50 евро (за три часовых концерта): цена реалистичная, но никак не символическая.

Среди прочих достоинств фестиваля — отсутствие суеты: всё следовало строго по графику, никто не «уплывал» по времени, все начиналось и заканчивалось вовремя. Организаторов как-то вообще не было видно. Даже присутствие телевизионщиков было заметно только по хорошей качественной картинке на огромных экранах, и она не раздражала, а помогала увидеть скрытое, ухватить нюансы, разглядеть технические приёмы или просто заглянуть в глаза исполнителям. Камеры выбирали важное и редко ошибались, а сама техника и люди рядом с ней практически были невидимками, а ведь велась постоянная трансляция.

Только тот, кто делал фестивали, может до конца все это оценить.

Но вот в руках буклет, и тут же встает проблема выбора — три площадки.

В неравном бою между «передовым», но не совсем понятным искусством и, может быть, менее передовым, но более авторитетным — побеждает, увы, основная сцена, где обещаны имена известные и даже звёздные. В этом больно признаваться, это конформизм, но, возможно, конформизм разумный.

А это значит — впереди три дня и 12 концертов. Справимся?

С часовыми перерывами на кофе или (ещё лучше) на пиво — да легко! Тем более, программа сводит настолько разные явления, что кажется несколько эклектичной, но только на первый взгляд.

Вслушиваясь, понимаешь внятную позицию отборщиков — не просто хороший джаз, не просто весь сегодняшний спектр, но попытка выявить основные направления движения.

Первое — джаз как повод к разговору о деструктивности сегодняшнего мира.

Второе — джаз ради джаза, виртуозный, играющий формами и стилями, импровизационный , многослойный, в лучших моментах эмоциональный.

И направление третье — джаз как шоу.

Если начать с джазовых шоуменов, то тут всё действительно «легко».

Если судить по отдельной афише и максимальной заполненности зала, то почти официально «гвоздём» фестиваля стала программа «Закир Хуссейн и его мастера перкуссии». Это было великолепное этно-шоу. Индиец Хуссейн — маг и волшебник, чистота и частота ритмов его барабанов табла потрясает, энергетика зашкаливает, зрители в такт кивают головой, тела откликаются на ритм. Учитывая, что он начал свое действие почти в полночь, я тоже себя чувствовала почти дрессированной коброй.

Флейтист Ракеш Чаурасия виртуозно играет и на флейте бансури, и на инструменте, напоминающем манок птицелова. Узбекский музыкант Аббос Косимов работает с двумя бубнами (дойрами), при этом, когда играет на одном, второй крутит на пальце правой руки. Это уже немного уличный театр.

Ароматы и краски Востока, легкая ирония в адрес западной музыки. В своё выступление они изящно вплели узнаваемые цитаты от Моцарта до Морриконе. Всё сложилось в хороший спектакль с грамотной завязкой, развязкой и кульминацией. Только немного не хватило лёгкой непредсказуемости, импровизационного духа. Но восторг от встречи с абсолютным мастерством остался.

Похожее чувство возникло на концерте нидерландского «ICP—oркестра» в составе: пять духовых, виолончелист, скрипачка, пианист, контрабасист и перкуссионист. Все десять очень хороших музыкантов обладают большим чувством юмора. Они забавляются тем, что в начале композиций, тут даже уместней сказать — пьес, активно изображают какофонию, потом собирают привычный гармоничный звук, играют узнаваемые или оригинальные фрагменты в манере крепких оркестров, а затем снова разлагают тему на отдельные неуклюжие звуки. Всё это делается очень артистично, за этим интересно наблюдать и чуть менее интересно слушать. Приём, повторяясь, становится нарочитым, а когда они разыгрывают пародию на эксцентричного дирижера оркестра — скачущего, катающегося по полу, не знающего, что бы ещё изобрести, — действие окончательно переходит в театральное. И публика, и музыканты получают удовольствие от шоу , и все-таки некоторая неловкость возникает. Эксцентрические жанры всегда существуют «на грани» и держатся на «чуть-чуть». Но при великолепных техниках всех участников, в легком флирте с публикой (даже выделять никого не хочется, хотя пианист Ури Кэйн просто завёл весь зал), всё в целом и смотрелось и слушалось с жадным любопытством.

Перспективную пародийную тему продолжила финская группа «Микко Иннанен 10+». В ней семь духовых, поддержанные пианистом, сопровождаемые двумя басами и усиленные двойной перкуссией, из какофонии постепенно рождали жизнерадостный и очень позитивный звук, напоминающий джаз классических стандартов. А затем, по сложившейся традиции, разлагали его на составные части. И уже за это им спасибо: в общем-то, никто больше и не пытался поиграть в классический джаз, а так было приятно его послушать. Тем более, что и в шутку, и всерьёз они звучали действительно сильно.

Саксофонист Микко Иннанен в свою самую многочисленную на фестивале компанию собрал музыкантов не только классных, но каких-то очень живых, готовых музыкально посмеяться и над собой, и немножко над партнёром. В них нет соревновательности, во всём дух дружественной пикировки. Плюс умелое использование традиций и чувство современного стиля. В результате найдены и новые акценты, формируются новые образы, совсем нет ощущения ретро. Они делают музыку для сегодняшних слушателей и сегодняшних себя. К взаимной радости.

Заметным событием в разделе «шоу и шоумены» стала американская группа Билла Фризелла, легенды гитарного джаз-рока 1980-х. Понятно, что и он, и играющие с ним музыканты — уже немолодые люди. Но, заметим, очень обаятельные, уверенно удерживающие своей энергетикой большой зал. Те, кто помнит и любит музыку 60-х, на исследовании которой построена нынешняя программа гитариста, наверняка получили удовольствие. Фризелл и ныне в форме, ему подчиняется электрический зверь: и рычит, и гудит, и стонет. Но надо иметь привычку слушать эти длинные, искусственного отлива звуки. Очень высоки ноты и велик накал страстей. Но музыканты демонстрировали не только фирменный звук, они выглядели настоящим шоуменами, опытно, без лишней суеты именно работали с залом — недоступное многим, даже большим музыкантам искусство, а тут был практический курс актерского мастерства.

Тут развлекательная часть программы заканчивалась. В реальности все концерты были умно перемешаны. В одну «ленту» обязательно вставали и трудный формат, и более традиционный, и — как правило, под финал, — то, что можно назвать «шоу». Так один концерт не наступал в голове и ушах на другой… но тут уж у кого какая по крепости голова.

Самую деструктивную музыку на фестивале исполнила американо-голландская группа, лидером которой можно было бы назвать нидерландского саксофониста-кларнетиста по имени Аб Баарс, только тут есть нюансы . Формально это был премьерный концерт двух известных дуэтов, объединившихся в страсти к экспериментам. Звук, который они рождали, был мучителен. За что эти симпатичные люди так бескомпромиссно ненавидят окружающий мир? Дело даже не в атональности, и не в набросанных, словно случайно, коротких музыкальных репликах каждого из инструментов, но в самом посыле всеразрушающего звука. Нет никаких связей, никаких сцеплений. Если о музыке можно сказать, что она аутична, то здесь это как раз нужное слово. Из зала по холлам и буфетам растёкся поток людей, но они не спаслись от острых болезненных звуков — везде была слышна трансляция.

Все же остальные события фестиваля, как бы ни были трудны в восприятии, так или иначе несли новые смыслы, пытались разобраться с музыкальной лексикой сегодняшнего дня.

Английский пианист Джанго Бэйтс. Играет ли он на темы Чарли Паркера или себя — фейерверк из нот. Они сыплются на слушателей с такой быстротой, силой и напором, что едва можно успеть следить за мелодией, за её развитием, за движениями, нюансами, украшениями и за резкими переменами направления этого движения. У Джанго всегда припасены новые идеи. От слушателя требуется быстрота реакции, натренированность, а уж от партнёров… У Бэйтса очень хорошая команда, умеющая «подчеркнуть» его феерический стиль. А как по-другому? Это как играть с вулканом. Очень опасная игра, рождающая сильные эмоции . И всё это потоком уходит в зал, заполняет его и бумерангом летит обратно. Высокая игра, высокий класс!

Норвежский саксофонист Карл Сэглем работал строго и спокойно, без ощущения, что это последние ноты в его жизни, но в звуке и музыке была величественная мощь Севера. Переход от саксофона к натуральному, плоскому, закрученному рогу стал не аттракционом, а естественным продолжением внутренней темы Карла, добавил ей выразительности. Как будто поменялась картинка мира — вокруг дикая доисторическая земля, наполненная странными, иногда жутковатыми звуками. Мир до появления людей. Отнюдь не рай: мир холодный, тревожный. А рог с его низким, но на удивление пластичным звуком, придавал всему какую-то достоверность, аутентичность. Странно говорить: Сэглем виртуозно владеет рогом, но это правда; а то, что он блестящий саксофонист, и так все знают.

Очень запоминающийся концерт, очень запоминающееся высказывание.

Нью-орлеанского трубача Теренса Бланшарда поставили на финальный концерт последнего дня. Публика ждала эмоционального взрыва, яркости. Тем более, что трубач выглядит как классический джазмен — крупный афроамериканец, вполне солидный мэтр, остепенённый премией «Грэмми» и т.д. Он блестяще играл, продемонстрировав все «самые-самые» фирменные приёмы, показав и свою форму, и своё мастерство, но всё это было внутри его очень неоднозначной музыки.

Бланшард сразу объявил: «Парам-пам-пам, ждёте? Не будет!» (цитирую почти дословно). А правда, очень хотелось праздника.

Композиции его полны цитат, довольно тяжеловесные, многословные и, главное, на удивление не эмоциональные, такие «головастенькие», точно написаны не для наполнения слушателей энергией радости. Но такого размаха музыкант может говорить с залом о том, о чём хочет, на любом из музыкальных языков. Имеет право.

Труба Бланшарда остается золотой, и возможность её вот так запросто, вживую услышать — это ли не радость?

Когда не хочется писать о событиях в их строгой последовательности, придумываются дурацкие определения, например — «мера радикальности». Не понятно, как это измерить, но оспорить трудно; значит — определение приемлемое. Если говорить о самых современных явлениях, то очень даже полезное.

На фестивале в Тампере, пожалуй, четыре группы претендовали на условное звание «самого актуального музыкального высказывания» (слово «джазового» можно опустить). Радикальнейшая из этих групп — The Thing, норвежско-шведское трио, объединившееся словно для того, чтобы если и не взорвать, то встряхнуть мир — точно. Они соединяют всё со всем. Можно, конечно, определяться с влияниями и источниками, но по громкости это точно почти «металл». Хотя по тому, как развиваются композиции, по трудным нарастаниям и довольно неожиданным, парадоксальным, очень темпераментным финалам чувствуется знание джазовых структур плюс очевидная симпатия к этно-стилям. Уж точно, это самая физически активная группа фестиваля. Драйв — это про них. Всё бурлит и властно требует зрительских эмоций. Высекаются ли новые смыслы? Если да, то часто тонут в подавляющем силовом потоке звука. Но яркие впечатления от их игры остаются.

Чуть менее радикален трубач Такуя Курода (Takuya Kuroda) — японец с своим американским квинтетом, в составе которого музыканты всех рас, играющие во всех современных музыкальных стилях. Назовешь любой и попадёшь в точку. Делают они это умело и даже деликатно, без максимализма. Кроме того, в группе действует самый честный из джазовых принципов: поиграл сам — дай поиграть товарищу. И каждый имеет на это право, все очень интересные музыканты; добавим, еще и очень эффектно выглядящие. Чего стоит огромный тромбонист Кори Кинг, который раскрылся ещё и вокально. Надо сказать, что вокала на основной сцене фестиваля вообще практически не было, а тут живой голос — хоть и не огромный, но приятного тембра, какой-то очень уместный.

И сам Такуя Курода с дредами, торчащими во все стороны, выглядит очень экзотично. Его труба просто ослепительна по звуку. Чистый, красивый, какой-то очень правильный верх… и, кажется, нет предела её высоте.

Из каких бы стилей «ни росли ноги» этой музыки, по сути и смыслам — это точно джаз, очень сегодняшний по самому дыханию, по какой- то внутренней раскованности, по отношению к миру, наконец. Очень живая музыка.

И если уж сравнивать группы по радикальности или актуальности, то, так или иначе, рядом будет британский квартет Шабаки Хатчингса. Во-первых, он интересен по составу — сам знаменитый саксофонист/кларнетист, две ударных установки и туба. Понятно, будет и динамика, и темперамент, и еще что-то очень неожиданное. Так всё и случилось. Возможно, это было самое яркое и эмоциональное выступление на фестивале. Вот тут уж ничего не скажешь, кроме «их надо слушать». Владение формами и стилями, игры с самыми разными техниками, какие-то интересные перекрещивания, новые смыслы, и всё это сложно ритмически организовано, все с постоянным нарастанием, и все как-то естественно приходит иногда к очень интересным финалам. А еще СОЛО! К всеобщей радости, Хатчингс даёт развернуться своим, правильнее сказать, барабанщикам и, конечно, тубисту Крису Барретту. Вот часто ли можно услышать соло на тубе? Да такое протяжённое, замечательно развёрнутое, выразительное, такое умное, наконец. Мне первый раз так повезло.

Саксофон в огромных руках афробританца Хатчингса звучит абсолютно виртуозно и очень эмоционально. Там и школа, и стиль, и всё, что правильно сказать о традиции, и просто тот темперамент, который и не спрячешь.

Абсолютно счастливый фестивальный час.

И совсем отдельное место занимает норвежский квинтет трубача Матиаса Айка (Mathias Eick). Ничего не разрушая, без борьбы за самое актуальное высказывание любой ценой, музыканты говорят на очень современном, но очень внятном языке. Айк тоже экспериментирует с составом: труба, фортепиано, бас и два перкуссиониста, пытающиеся, и удачно, объединить свои стили в один звук. Несмотря на то, что у них очень своё понимание традиции, они несут скандинавский северный стиль. Плотный звук, иногда мрачноватые тона, но никаких замученностей, всё перетекает, всё движется, всеё в хорошем, даже очень хорошем ритме. И замечательные сольные фрагменты с возможностями для импровизаций.

Сам Матиас Айк работает разнообразно, раскрывается не сразу, умеет держать интригу. У него могучий полноценный звук. Конечно, добавляют эмоций барабанщики своими соло, а потом то ли дуэлью, то ли дуэтом. Очень эффектно. А к финалу музыканты сумели погрузить зрителей в светлое лирическое состояние, выйдя на очень красивые гармонии.

Это как иллюстрация к довольно банальной мысли: если в правильные проверенные схемы вкладывать сердце, получается очень востребованная музыка.

Главное послевкусие Финляндии — когда все так хорошо организовано, когда для зрителей все происходит словно само собой и все видится таким простым , очень хочется затеять небольшой фестивальчик. Кажется, всё элементарно, не хватает только шустрых белок и всего то каких-нибудь тридцати трёх лет опыта и упорной работы. А так свежо выглядит!