Педагог, звукорежиссёр и барабанщик Геннадий Лебедев (1942-2014)

реклама на джаз.ру erid: 2VtzqxFQyTa рекламодатель: ип панкова мария евгеньевна инн 500803407703

Олег Степурко фото из архива автора

22 апреля на 72 году жизни ушёл из жизни педагог, звукорежиссёр и барабанщик Геннадий Лебедев. Как и многие пионеры московского джаза (Гаранян, Зубов, Клейнот), Гена учился в техническом вузе — он пошёл по стопам своих родителей, которые служили на КВЖД в Харбине, и поступил в МИИТ, институт инженеров транспорта.

Но стихия джаза захватила будущего железнодорожника, и он с головой окунулся в джазовые ритмы и стал барабанщиком. Мне посчастливилось с ним играть ещё в 60-х, когда джаз мог звучать только в подмосковных клубах и на танцплощадках.

Помню, мы с ним возвращались на электричке с такой подмосковной халтуры, и меня удивило то, что Гена, в отличие от других лабухов, которые в дороге в основном травили анекдоты или говорили исключительно про баб, сразу завёл со мной разговоры о ритме. Тогда меня захватила система счёта Германа Лукьянова, в которой нога во время игры отмечает сильные и слабые доли в разные стороны — справа и слева, и я спросил у Гены: «А как же барабанщики отмечают сильные и слабые доли, — ведь у них ноги заняты педалями «бочки» и хай-хэта?» И Гена мне ответил: «А корпус, а корпус на что?» И начал раскачиваться в разные стороны, показывая, как он отмечает сильные и слабые доли за установкой.

В 60-е Гена стал одним из лидеров московской барабанной школы. Он играл в квинтете Юрия Чугунова на легендарном Московском Джаз-фестивале 1965 года, его игра звучит на пластинке «Джаз 65».

АУДИО: квинтет Юрия Чугунова, «Вальс» (1965)

В 70-е джазовая жизнь Москвы переместилась в Студию «Москворечье», которой руководил Юрий Козырев. В Студии джаза был биг-бэнд Владимира Коновалова, где собирались лучшие музыканты Москвы, которые, чтобы не сойти с ума от кабацкого «парносового» репертуара, — всех этих «Конфеток-бараночек» и «Сулико» — собирались в выходные поиграть джаз. Достаточно сказать, что первым трубачом в бенде был Анатолий Васин — в дальнейшем бессменный солист оркестра Олега Лундстрема, а на саксофоне играл Виктор Рагулин, тоже впоследствии работавший в прославленном оркестре.

ДАЛЕЕ: продолжение биографии Геннадия Лебедева, много фото, АУДИО 

Тогда биг-бэнд подготовил авторскую программу, которая, к счастью, была записана на пластинку («Джаз-78. VI Московский джазовый фестиваль»). Я помню феноменальную композицию на тему русской народной песни «Ноченька», когда на пианиссимо начинает звучать тема, которую играет один рояль на тремоло гитары, постепенно добавляется саксофон, потом включается грув ритм-секции и далее, уплотняя фактуру, вступают духовые, доводя динамическое развитие пьесы до фортиссимо — мощной кульминации всего оркестра, от которой просто башню сносит. Любопытно, что Коновалов в разработке использовал гармонию минорного блюза, который на удивление органично соединился с русской песней.

Почему-то я всегда трактовал эту, в чём-то трагическую, композицию, как реквием по всем загубленным душам джазменов, всех не состоявшихся музыкантов в СССР, которые сгинули — кто в ГУЛАГе, а кто спились в безысходном болоте кабацкого оркестра.

АУДИО: биг-бэнд Владимира Коновалова, «Ноченька» (1978)

Конечно, эта пьеса была бы невозможна без мощного грува барабанов, который обеспечивал Гена Лебедев. И вторая пьеса Коновалова «Предание Араратской долины», в которой Володя применил джаз-роковый грув на 8/8, — им в те времена владели немногие барабанщики. Но Лебедев блестяще справился с этой непростой задачей и, кроме того, что создал мощный драйв, сыграл потрясающее соло, которое начал с восточных паттернов на том-томе, подражая восточным барабанщикам, и закончил виртуозными брейками на всей установке.

АУДИО: биг-бэнд Владимира Коновалова, «Предание Араратской долины» (1978)

Даже в 90-х, уже руководя студией звукозаписи, Гена ездил как барабанщик на туры зарубежных певиц — например, несколько раз гастролировал по стране с аргентинской певицей Лолитой Торрес, известной у нас по фильму «Возраст любви».

В 90-е, когда в Москве из-за кризиса окончилась вся музыкальная работа, Гена, как и многие московские музыканты, чтобы прокормить семью, вынужден был уехать на заработки в Европу. — причём сразу после рождения сына, но Гена всегда был очень ответственным человеком и никогда не считался с собой. Помню, он мне рассказывал любопытную историю о своём дне рождения на гастролях: «Я решил приготовить грибы, но вот беда — огорчался Гена, — все леса в Европе — частное владение и, если ты туда пойдёшь в защитном облачении, цвета камуфляжа, то хозяева могут и стрельнуть. И вот я, чтобы не провоцировать хозяев, специально надел малиновое кепи, оранжевую куртку, красные брюки и пошёл за грибами. Хозяева изредка смотрели на меня из своего дома, но, видя попугайское облачение, не тронули, и я благополучно набрал к праздничному столу целую корзину белых и подосиновиков, потому что на Западе едят только шампиньоны и не собирают лесные грибы».

Лебедев долго работал в оркестре МОМА (Московского объединения музыкальных ансамблей), играя в самых лучших «точках» Москвы. Так, он долго проработал в оркестре своего друга Володи Коновалова в самом центре — в ресторане гостиницы «Метрополь», фасад которого покрыт майоликами, сделанными по эскизам Врубеля. Но когда в 90-е все оркестры остались без работы, он пустился в свободное предпринимательство. Гена обладал необычайной смелостью и умел рисковать — и в 90-е он создал студию звукозаписи «ТЭФ» в подвале Эстрадно-джазового училища на Большой Ордынке и до самой смерти тащил это предприятие.

А трудности были на каждом шагу: кроме того, что надо было приобретать дорогое оборудование и кормить сотрудников, попадались чудовищные клиенты. Так, однажды ему пришлось записывать заговоры «потомственной колдуньи», после которых неожиданно сгорел звуковой пульт, который стоил немыслимых денег.

Благородный Лебедев делал для джазменов неимоверные скидки. Лично я несказанно обязан Гене, так как записал у него в «ТЭФ» три мюзикла для телевидения и две пластинки, благодаря одной их которых — «Русский Funk» — меня приняли в Союз композиторов. Мюзикл-акафист «Слава Богу за всё», который посвящён церковному ГУЛАГу, сопровождался множеством звуковых эффектов — лай собак, на котором зачитывались расстрельные списки священников, взятых нами в КГБ, гудок и шум паровоза, звуки выстрелов, команды охранников — всё это было соединить совсем не просто, но Гена блестяще справился с этой сложной задачей.

Он использовал любую возможность для помощи джазменам. Когда его студенты отделения звукорежиссуры должны были записывать контрольные работы, он приглашал не попсовых музыкантов, а джазменов. Думаю, что к моей благодарности могут присоединиться многие джазмены Москвы.

Гена действительно был уникальным человеком среди богемных, безалаберных джазистов, в чём-то — белой вороной. Никогда не опаздывал, был очень ответственным: если что скажет, — то обязательно сделает, и отличался каким-то фантастическим благородством — всегда был очень стильно одет, был необычайно корректным — с ним невозможно было поругаться, он никогда не выходил из себя и отличался большим остроумием.

Кроме этих качеств, Гена был заядлым велосипедистом. Я прихожу в училище на Ордынку, а у вахты стоит велосипед — это Гена приехал из Медведково на работу. На своём велике он объездил весь Крым и пол-России. Его любимым отдыхом было доехать на электричке до какой-нибудь станции, например Загорска (ныне Сергиев Посад), и по хордовой дороге проехать 50 км, чтобы попасть в Клин, на соседнюю ленинградскую ветку, вернуться на электричке в Москву. Я как-то спросил: «Гена, а что ты не купишь машину?» «Олег, — ответил он, — если бы ты знал, сколько я вложил в свой велосипед: например, у него титановая рама — то понял бы, что он стоит дороже любой машины».

Но на этом удивительные качества Гены не кончаются — он великолепно готовил (особенно супы и борщи) и мог на швейной машинке сшить любую вещь. В 80-е, когда вообще ничего невозможно было купить из одежды, Гена шил модные шапочки-бейсболки и великолепные джинсы. Вообще ГенВал, как звали Геннадия Валентиновича студенты, был необычайно рукастым человеком: кроме того, что он спаял в своей студии всю коммутацию, в 60-х, когда было невозможно купить барабаны, ГенВал сам сделал ударную установку, на которой потом долго играл.

Отдельный разговор нужно вести об отделении звукорежиссуры, которое со своим другом, композитором Жаном Аликяном, создал в ГМУЭДИ на Ордынке Геннадий Валентинович. Он был таким фантастическим методистом, что даже я, трубач, ходил на его лекции и балдел от того, каким образным и простым языком Гена говорил о самых сложных премудростях звукорежиссуры. Так я помню, он рассказывал об избирательности человеческого слуха: «Человек может в лесном шуме услышать комара, а микрофон нет, потому, что у него нет этого свойства человека». Или разницу между человеческим и электронным восприятием частотного диапазона: «Человек может воспринять огромный частотный диапазон, а машина нет, у неё диапазон восприятия меньше, — вот почему звук при записи нужно сжимать (компрессировать), а при воспроизведении разжимать». Все свои мысли Гена для наглядности всегда сопровождал графиками и диаграммами, — и запоминались они сразу и навсегда, словно он делал на мозге татуировку.

Невосполнимая потеря для нашей методики звукорежиссуры то, что Гена из-за болезни не смог собрать все свои конспекты в единую книгу. Я, который написал пять книг по джазу, как никто могу оценить эту потерю.

Гена всегда приглашал меня в комиссию на госэкзаменах по предмету «звукорежиссура», и я год от года видел, что его ученики показывают потрясающие результаты: в их записях звучали прекрасно отстроенные планы (каждый инструмент, как на тарелочке), роскошные обработки на инструментах и великолепное сведение.

Не случайно выпускники Лебедева работают в лучших студиях Москвы, на радио и телевидении. После училища на Ордынке ВГИК (Институт Кинематографии) принимал его учеников на 1-й курс без прослушивания. Очень здорово, что его дело подхватил его сын Максим, который стал классным звукоинженером.

ГенВал был бессменным тонмейстером Ордынки на концертах, которые давали мастера джаза, и на бесчисленных зачётах и экзаменах инструменталистов и вокалистов. Удивительно, как он мог в этой нервозной обстановке никогда не срываться и всё делать чётко и тактично.

Знаменательно, что Гена ушёл на Светлой седмице — первой неделе после Пасхи. По православному преданию, во время всей Светлой седмицы открыты врата Рая, большая честь — умереть в это время. Вот почему после отпевания я сыграл на трубе спиричуэл «Когда святые идут в рай». Геннадий Валентинович Лебедев — праведник, именно на таких праведниках держится земля Русская.

Покойся с миром, дорогой друг. Я счастлив, что ты был в моей жизни. Уверен, что любой человек, с которым ты общался, может присоединиться к моим словам.