| Анна Филипьева, редактор «Джаз.Ру»фото автора |
 |
27 мая в Культурном центре ДОМ выступила одна из наиболее ярких радикальных формаций современной импровизационной сцены — трио Fire Room. Проект, если говорить о нём как о цельной музыкальной единице, относительно молод. Его дискография пока что состоит из одного-единственного альбома — что, впрочем, абсолютно ничего не значит: состав трио таков, что каждый из его участников уже не только давно и хорошо известен публике, но и сам по себе выступает генератором самых разнообразных проектов, которые, благодаря кипучей энергии музыкантов, множатся как грибы после дождя.
Пожалуй, из всей троицы наименее известен российской публике до недавнего времени был норвежский электронщик Лассе Мархауг (Lasse Marhaug), для которого, впрочем, сотрудничество с двумя другими участниками трио носит циклический характер. Они давно и много играют вместе в составе разных проектов, возглавляемых, как правило, тоже кем-то из них.
И этим самым «кем-то возглавляющим» часто оказывается давно и искренне уважаемый российской публикой лауреат «стипендии гения» — американский саксофонист Кен Вандермарк (Ken Vandermark).
Впрочем, третий участник трио барабанщик Пол Нильссен-Лав (Paal Nilssen-Love) по сути представляет собой такую же «вещь в себе», такой же сильный энергетический центр любого состава, в котором он играет, как и Вандермарк.
ДАЛЕЕ: продолжение рассказа о выступлении Fire Room в Москве, много фото!
Сказать, кто является фактическим лидером Fire Room, довольно сложно. По сути это небольшой триполярный мир, существующий ровно столько, сколько звучит музыка. При этом, если воспринимать происходящее на сцене чисто визуально, может сложиться впечатление, что каждый участник трио погружён в себя и не только никак не взаимодействует с партнёрами, но и вовсе едва ли в курсе того, что сцену с ним делит кто-то ещё. Но если открыть уши и абстрагироваться от изображения, становится понятно, что весь этот Fire Room затевался именно ради непрерывного взаимодействия и взаимного постижения, происходящего, однако, на таком тонком молекулярном уровне, для которого визуальный контакт не только не требуется, но, наверное, просто вреден, как грубое инородное вмешательство.
Лишь в паузах музыканты давали волю мимике и, слегка отстраняясь от процесса, с интересом наблюдали извне за играми разума, которым в это время предавались их коллеги.
Впрочем, Лассе Мархауг сохранял незыблемое выражение лица, невзирая на обстоятельства: производил ли он тихие деликатные звуки, почти тонущие в доносящихся снаружи звуках московских улиц, или доводил дело до почти невыносимых в своём агрессивном напоре кульминаций.
Но оставаться безучастным и невозмутимым было сложно даже ему, когда Кен Вандермарк взялся за кларнет и перевернул музыкальную ткань на 180 градусов: округлый, закрытый звук деревянного инструмента выстрелил таким ярким контрастом к предшествующему нарочито яркому распахнутому звучанию, словно из-под палящих лучей полуденного солнца вас бросили в подвал, освещённый светодиодной лампочкой.
