Контрабасист Ингебригт Хокер Флатен: «Мы ощущаем тесную связь с джазовой традицией»

Григорий Дурново, обозреватель «Джаз.Ру» Фото: Руслан Белик, Пётр Ганнушкин

Как мы уже сообщали, 20 апреля в Культурном центре ДОМ при поддержке посольства Норвегии в России играет квинтет Atomic (Норвегия-Швеция). Пианист Ховард Вийк, барабанщик Пол Нильссен-Лов и контрабасист Ингебригт Хокер Флатен в этом ансамбле представляют Норвегию, трубач Магнус Бро и саксофонист Фредрик Юнгквист — Швецию. Перед московским концертом на вопросы обозревателя «Джаз.Ру» Григория Дурново согласился ответить один из участников «атомного» квинтета — норвежский контрабасист Ингебригт Хокер Флатен (Ingebrigt Håker Flaten). Первый вопрос к Ингебригту — об истории создания Atomic.

— Мы с Ховардом и Полом в начале 1990-х играли в группе Element с норвежским саксофонистом Гисле Йохансеном. Когда примерно в 1999 году эта группа распалась, нам втроём всё равно хотелось продолжать играть вместе, и так в каком-то смысле и начался Atomic. Первым составом был квартет с [саксофонистом] Хоконом Корнстадом. Но перед тем, как собраться в студии для записи первого альбома, мы сменили состав, и с этого момента в ансамбль вошли Магнус и Фредрик. Таким образом, ансамбль Atomic, каким его знают сегодня, сформировался примерно в 2000 году.

Можно ли сказать, что движущей силой в ансамбле является лишь часть музыкантов, или это касается каждого из вас?

— Определённо, все в группе равны. Каждый вносит свой вклад, это происходит на самых разных уровнях. Это залог того, что группа продолжает существовать уже столько лет. Мы стали чем-то вроде семьи, и она только крепнет благодаря тому, что мы способны уживаться друг с другом.

Когда группа создавалась, стояла ли за этим какая-то особая музыкальная концепция? Atomic часто рассматривают как что-то вроде ответа на стереотипное представление о скандинавской джазовой сцене, сложившееся в представлении слушателей благодаря ансамблям лейбла ECM.Согласны ли вы с этим, и есть ли у Atomic какая-нибудь музыкальная концепция сегодня?

— Об Atomic действительно говорили как о реакции на скандинавский джаз 80-90-х, но, на самом деле, это было не так. В этом ключе скорее можно говорить о группе Element. Вот она действительно была реакцией на скандинавский джаз, на звучание ECM, на Яна Гарбарека. В 1980-х и начале 1990-х словосочетание «норвежский джаз» подразумевало только такое звучание. Создавая Element, мы хотели сделать что-то иное. Мы в большей степени вдохновлялись поздним творчеством Колтрейна. Это был ответ, но кроме того, мы просто любили такую музыку. Думаю, что когда начинался ансамбль Atomic, мы уже просто шли по тому же пути, вдохновляясь той же музыкой. При этом уже на первом альбоме можно услышать отсылки к разной музыке, мы были хорошо укоренены в джазовой традиции, но на нас влияли и современные композиторы — Джон Кейдж, например, — и европейский фри-джаз, и американский фри-джаз. Все эти источники имели для нас одинаковое значение с того времени, как мы начали играть вместе.
ДАЛЕЕ: Ингебригт Хокер Флатен о любви к бибопу, работе в ритм-секции, бас-гитаре и жизни в США…

Действительно, в музыке Atomic можно вычленить довольно важный элемент, восходящий к бибопу. Конечно, влияние многих других направлений тоже прослеживается. Он действительно сильно важен?

— Как я уже сказал, мы ощущаем тесную связь с джазовой традицией. Некоторые наши произведения отсылают непосредственно к бибопу, хотя я бы назвал это фри-бопом. Наверно, о бибопе вам напоминает быстрый свинговый ритм…

Ну, и звучание рояля, например.

— Верно. И некоторые мелодии. Мы все очень любим эту музыку.

Как бы вы описали свою роль в группе?

— Контрабасист — это часть ритм-секции, а у ритм-секции очень важная роль в любой группе. Нам с Полом нравится быть ритм-секцией. Но при этом мы знаем, что наши инструменты можно использовать совершенно по-разному, и стараемся не полностью соответствовать привычной роли — думаю, это касается каждого участника Atomic. Контрабас не только аккомпанирует, саксофон не только играет соло. У нас все инструменты равны по значению. У меня как у контрабасиста две роли — участник ритм-секции и солист. Просто я, как и все, несу ответственность за ту музыку, которую мы делаем.

Вы часто играете вместе с Полом, и вас называют одной из ведущих ритм-секций в современной свободной импровизационной музыке. Каково вам работать с ним, как бы вы охарактеризовали ваш дуэт?

— Здорово, когда твой хороший друг — очень хороший музыкант. Мы играем вместе около двадцати лет, мы уже как семья, между нами очень тесная связь. Работа с Полом — всегда удовольствие. И хотя мы очень хорошо друг друга знаем, мы всякий раз ставим друг перед другом испытания. Это очень важно. Но это, кстати, относится и ко всей группе Atomic. Это ключ к пониманию того, почему люди продолжают играть друг с другом в течение многих лет. Восприятие должно оставаться свежим, и надо продолжать бросать друг другу вызов, а не воспроизводить старые привычки, не повторять всё время одно и то же только потому, что это работает.

В творчестве Atomic есть место как сочинительству, так и спонтанной импровизации. Правильно ли я понимаю, что вы, в отличие, например, от Пола, не так уж жёстко ориентированы на спонтанную импровизацию: если посмотреть на вашу дискографию, в ней хватает ансамблей, которые играют, в основном, материал, сочинённый заранее. Эти два подхода имеют для вас одинаковое значение?

— Да, я бы сказал — одинаковое. Мне кажется, что эти подходы питают друг друга. По крайней мере, так обстоит дело для меня. Я очень люблю играть в группах, где всё строится на свободной импровизации, но мне нравится и играть в ансамблях, которые исполняют строгие композиции. В своих собственных ансамблях я, в основном, работаю с материалом, сочинённым заранее. В таких группах я решаю задачи и как композитор, и как музыкант. Но вообще я считаю, что основная задача — это заставлять музыку работать в любом контексте.

Что вы можете рассказать о своём участии в проектах, которые находятся за пределами фри-сцены — например, проектах Бугге Вессельтофта или Сусанны Валлюмрёд. Вы были просто приглашённым участником в этих проектах, или всё же ваша роль была значительнее?

— У Сусанны я просто сыграл в одной композиции на одном альбоме. Что же касается Бугге Вессельтофта, то его ансамбль был первым профессиональным ансамблем, в котором я работал. Я как раз закончил университет в Тронхейме, у меня совсем не было концертного опыта. А с Бугге мне пришлось много поездить и повыступать. Это был очень важный опыт, несмотря на то, что его музыка очень сильно отличалась от всего того, что я делал с тех пор.

Позволю себе спросить: почему вы переехали в США?

— (усмехается) Моя жена родом из Хьюстона, штат Техас. Сначала-то мы как раз хотели жить в Осло. Но поскольку жизнь в Норвегии всё больше дорожает, мы просто не смогли позволить себе жить там, переехали в Штаты и сейчас живём в Остине (столица Техаса — Г.Д.).

Вы много работаете в США?

— И да, и нет. У меня здесь есть свои группы, мы выступаем и записываемся. Иногда я езжу в Чикаго и Нью-Йорк, играю с тамошними музыкантами. Но большая часть моей работы и доходов — от европейских туров. В Техасе у меня есть группа The Young Mothers, я сейчас заканчиваю работу над альбомом, который мы записали в сентябре. Музыка этой группы представляет собой настоящую смесь направлений, мы все работаем с разными направлениями, но все работают и в русле импровизации и джаза, так что с этой группой мне играть очень интересно, и сочинять для нее, и записывать альбом. Почти все музыканты в ней из Техаса, кроме барабанщика Фрэнка Розали (Frank Rosaly), он работает и в моём чикагском секстете.

ВИДЕО: Atomic в Японии
httpv://www.youtube.com/watch?v=rtUunKmshBs&t=73s

Полностью интервью музыканта будет опубликовано в бумажном «Джаз.Ру» №3-2013.