Квартет Уэйна Шортера в Париже. Впечатления.

реклама на джаз.ру erid: 2VtzqxFQyTa рекламодатель: ип панкова мария евгеньевна инн 500803407703

Диана Кондрашина

25 августа следующего, 2013 года один из величайших ныне живущих джазовых композиторов и саксофонистов Уэйн Шортер отметит 80-летний юбилей. К этому событию готовится выход нового альбома квартета Шортера, причём на лейбле Blue Note, на котором изданы самые известные пластинки саксофониста 1960-х годов («Speak No Evil», «Juju» и др.). К сожалению, многие из нас знают, что шанс увидеть квартет Уэйна Шортера в России равен шансам человечества переселиться на Марс. И как бы трепетно сам маэстро ни относился к вопросам космической одиссеи, нам, землянам, приходится решать вполне насущные вопросы: если чувствуешь жизненную потребность хоть раз увидеть квартет Уэйна Шортера на сцене, что предпринять? Ответ: купить билет до Парижа, к примеру.

В эпоху интернета возможности перемещения даются значительно проще. Забронировать билеты на самолёт и на концерт, а вместе с тем и гостиницу — дело сорока минут. Значительно сложнее решить, куда лететь за исполнителем: в Финляндию, Италию или Францию? Мы выбрали Францию — и не прогадали. За спиной у нас оставались досадно упущенные возможности: Белградский джазовый фестиваль 2010 года, на котором выступал квартет Шортера, затем — тур-посвящение Майлсу Дэйвису, с которым Уэйн Шортер, пианист Хэрби Хэнкок и басист Маркус Миллер появлялись на летних европейских фестивалях в нынешнем году. Но, как полагается, каждая упущенная возможность содействовала возникновению новых. Одновременно с этим нам приходилось слышать скептические замечания от музыкантов, которые в силу географического расположения имеют больше шансов увидеть выступления «ветеранов». Дескать, часто бывает так, что человек ждёт всю сознательную жизнь возможность услышать того самого музыканта, пластинки которого в своё время заставили полюбить музыку в принципе, а потом ты видишь его на сцене, постаревшего, уже не такого техничного, и всё это не вызывает ничего, кроме болезненной досады и разочарования. Пришлось и это предостережение принять как должное.
ДАЛЕЕ: долгожданная встреча с Шортером и его квартетом. Музыка в словах и ощущениях

И вот мы в Париже, всего на один полный день, не считая вечера после прилёта и утра до вылета. И это был словно один глубокий вдох парижского воздуха, который с дуновением ветра приносит и солнечное тепло, и прохладу дождя, и невероятные запахи из соседней пекарни, и парфюмерные ароматы из бутиков на Елисейских полях. Но даже романтика знакомства с городом не была самым удивительным ощущением, не покидавшим наш скромный круг. Власть провидения — вот что преследовало нас от начала и до конца. Начать хотя бы с того, что наш единственный парижский друг, встреча с которым была так же заманчива, как и непосредственно цель поездки, должен был улететь в Нью-Йорк неделей ранее. И этот полёт никак нельзя было отложить, если бы не забастовки работников авиакомпании Air France, которые закончились аккурат к приходу урагана Сэнди, вызвавшего, как известно, отмену всех рейсов аэропортов JFK и LaGuardia. Соответственно, рейс нашего товарища трижды переносили, и улетел он только в субботу, благополучно встретившись с нами днём ранее. Казусы властной природы испытал на себе не только он: трубач Теренс Бланшард, на концерт которого мы попали в день прилёта, начал европейское турне без своего квартета. В Париж удалось прилететь только самому трубачу и саксофонсту Брюсу Уинстону (Bruce Winston), остальные участники остались на чемоданах в Нью-Йорке, и для выступления были приглашены представители местной американской джазовой «диаспоры», которая, как известно, до сих пор значительна, хотя лучшие её годы остались только на киноплёнке фильма «Round Midnight». В котором, кстати, Шортер снимался в эпизодической роли.

И хотя эпизодам я посвящаю слишком много времени, ещё один — нельзя обойти стороной, если наконец переходить к описанию главного события нашего путешествия. Это вопрос культуры восприятия концертов в Европе. Не то чтобы в этом было что-то новое и кардинально отличающееся от привычного. Однако когда мы, наконец, попали в холл концертного зала Salle Pleyel, пресловутые сравнения так и начали проситься, что называется, «с порога».

Временами невольно возникает впечатление, что российский зритель подходит к «выходу в свет» основательно. Известно же, что театр начинается с вешалки. Затем переходит в фойе, потом — в первое отделение, антракт, буфет, второе отделение. Культпоход, одним словом. В США и Европе всё не так. Начать хотя бы с того, что для джазовых концертов принята стандартная практика двух отдельных сэтов — коротких выступлений. В концертом зале тенденция не растягивать удовольствие сохраняется. Во-первых, вездесущая вешалка — вещь совершенно не обязательная. Большинство зрителей проходит в зал Salle Pleyel в верхней одежде (хотя тут скорее климат позволяет). Контролёров у дверей тоже не встретишь — билеты проверяют только перед входом в зал. Ожидание концерта происходит в небольшом буфете, в котором ловкий молодой бармен быстро и любезно обслуживает длинную очередь за считанные минуты. Академический концертный зал Salle Pleyel на 2000 человек забит до отказа. Программка распечатана на принтере и представляет собой сложенный пополам лист А4, на развороте которого — авторский текст о квартете Уэйна Шортера, написанный мелким шрифтом. Никаких анонсов, рекламы, ненужной информации. И неё можно почерпнуть информацию о музыкантах и о длительности концерта — час двадцать минут без антракта. Сбоку сцены и на амфитеатрах установлены кинокамеры, за которыми скрываются операторы музыкального телеканала Mezzo.

Концерт начинается с задержкой на незначительные десять минут. На сцене, в кромешной тьме, появляются сразу все участники квартета: пианист Данило Перес, контрабасист Джон Патитуччи, барабанщик Брайан Блэйд и сам Уэйн Шортер — неспешный, сосредоточенный. Музыканты вступают, и понадобится ещё некоторое время, прежде чем Шортер прикоснётся к своему инструменту. Его первые ноты на тенор-саксофоне — тихие, едва различимые, скорее — воздух. Заставляет сердце сжаться: неужели опасения не напрасны, неужели он, как и многие музыканты того, легендарного поколения, уже не в форме? Проходит несколько минут, и Уэйн Шортер начинает играть. По залу Salle Pleyel разливается тот самый звук шортеровского саксофона: уверенный, плотный, певучий. Такой же, как и много лет назад. Интонацию саксофониста невозможно ни с чем перепутать, а звуковой диапазон передаёт всё тот же широкий набор эмоций, от нежности до крика. Возможно, поменялась роль самого Уэйна Шортера. Теперь он руководитель ансамбля, дирижёр, — и он не стремится играть много.

Зато понятие «много» применимо к музыкальной форме: первая сыгранная композиция, к примеру, длилась без малого 40 минут. Выбор крупной формы позволил Уэйну Шортеру пересказать на сцене роман или, что скорее — учитывая страсть саксофониста к кинематографу с детских лет, — кинофильм. Отличие заключалось лишь в том, что содержание этого произведения каждый зритель определял для себя сам. В основной программе квартет Шортера не исполнил ни одной узнаваемой композиции — возможно, это была музыка с нового альбома, который выйдет на Blue Note в следующем году. В этом смысле зрителям удалось прикоснуться к неизведанному, разрушающему привычные представления о музыке. Вовсе не радость узнавания вызывает невероятные эмоции у слушателя — во всяком случае, не радость узнавания мелодии. А именно богатство смысловых нюансов, которые несёт на себе незнакомая музыка, сыгранная знакомыми интонациями.

Вообще то, что способен испытать слушатель за полтора часа выступления музыкантов, сложно описать словами. На пороге своего 80-летия Уэйну Шортеру есть что сказать музыкой. Причём это не эксплуатация собственных приёмов, а перманентное развитие творческого языка. Если и сравнивать последнюю изданную работу квартета Шортера — а именно альбом «Beyond The Sound Barrier», — с тем, что исполняет коллектив сейчас, можно заметить же технические приёмы, фразировку, нюансы, однако отличие нового этапа творчества музыкантов от прежнего — как при сравнении двух романов одного автора. В этой музыке есть место каждому человеческому чувству — счастью, горечи, волнению, восхищению, ожиданию, усталости. Причём музыкальные выражения, которыми изъясняется Шортер-композитор, говорят о недостижимом уровне таланта маэстро.

Квартет Уэйна Шортера — это вообще иной уровень музицирования. Конечно, речь идёт ни много ни мало о музыкантах высокого профессионального уровня, и у каждого из них есть своя исполнительская манера, которая именно в совместной работе рождает музыкальное явление невероятной силы воздействия. Ни один из участников квартета так и не вступил в словесный диалог со зрителем, вопреки общепринятым формулам артистического успеха, — зачем, если музыка сказала больше, чем скажут слова? И нам, зрителям, наверняка не следует после услышанного углубляться в детальное описание технических приёмов, которыми музыканты умело обращались при создании всего того объёма услышанных нами музыкальных образов. Каждый из инструментов взаимодействует — и не на противопоставлении, как это нередко бывает при структуре «тема-соло», а на основе единения: звук саксофона продолжает звук фортепиано, а контрабас и барабаны создают общую ритмическую форму, которая как раз способна дополнять солирующий инструмент. Это происходит точно так же, как шум ветра делает звуки природы более волнующими. Вообще в музыке зрелого Шортера ясно ощутимо влияние традиций мировой музыки. Это и японская музыка, которая имитирует звуки природы, и африканская — с её первостепенной ритмической составляющей, и, конечно, бразильская, с которой Уэйна Шортера связывает давние взаимоотношения. Однако несмотря на довольно свободную трактовку в рамках заданной, хотя и непросто интерпретированной формы, музыка квартета Шортера — не джаз в исконном понимании жанра и даже не фри-джаз. Временами композиции саксофониста напоминают классические произведения: они многочастны, как симфонии, и в пределах этих частей происходит такая свобода самовыражения, что временами зритель задаётся вопросом, что же указано в нотах у музыкантов. Действительно ли ноты? Или абстрактные указания, этакие творческие задания: сыграть «ураган» или «войну». Или — «симпатию». Что угодно. Кстати, сам маэстро неоднократно менял местами ноты на пюпитре, причём произвольно, — к примеру, ставил лист вертикальной ориентации горизонтально. В этих и других мелочах скрывалось таинственное очарование, способное захватить внимание слушателей не меньше самой музыки. Да, в выступлении коллектива не было и толики той манеры заискивания перед зрителем, к которой прибегают некоторые известные музыканты, чтобы добиться расположения аудитории. При этом то, с каким волшебством они погружали зрителей в совершенно разные по эмоциональной насыщенности переживания, действительно потрясало. Я видела задумчивых пожилых парижан и парижанок, внимательных одиноких мужчин средних лет, не отрывающих взгляда от сцены, а также двух молодых людей, которые временами с нешуточной амплитудой размахивали головами, вторя мощному ритму Брайана Блэйда и улыбаясь лучезарно каждой сыгранной ноте Уэйна Шортера. Это было сродни погружению в заповедный мир. Или — недолгий опыт восприятия музыки из другой галактики. По сути — эталон выступления импровизационного ансамбля невероятной гибкости ума и музыкальной чуткости.

Сколь стремительно появился квартет Шортера на сцене, столь быстро он и исчез. Зрители, разумеется, аплодировали стоя и вызвали музыкантов на бис, и вот тогда квартет и сыграл одну из наиболее часто исполняемых тем своего лидера «Joy Rider», причём — в очень быстром темпе. Так что и бис продолжался недолго.

Когда зрители неспешно расходились, можно было заметить, что многие из них тихо переговариваются или же просто с удивлением кивают друг другу. После такого невероятного концерта меньше всего хочется подыскивать слова для обсуждений. Пройдёт несколько минут, и все эти парижане разных лет разбредутся по кафе и ресторанам, потому что вечер только начался, а мыслей уже очень много. Как известно, когда голова неспособна переварить потрясение, на помощь приходит желудок и печень.

Как ни странно, даже за бокалом французского вина о музыке как таковой говорить нет желания. На ум приходят мысли о сути творчества, самовыражения, мысли о старательности и умении. Неудивительно, что в редких интервью сам Уэйн Шортер умело избегает вопросов о собственной музыке. Не так давно на мастер-классе в Москве близкий друг и коллега Шортера пианист Хэрби Хэнкок сказал, что музыка — она не о музыке, она о жизни. Именно этого и удалось достичь Уэйну Шортеру за долгие годы музыкальной карьеры. Между тем, Шортер всё ещё учится, постигает, размышляет, фантазирует, творит. И это истинная радость и огромный урок для всех нас.

ВИДЕО: квартет Уэйна Шортера на фестивале Jazz à Vienne, 2010 (съёмка телеканала Mezzo)
httpv://www.youtube.com/watch?v=0UeqbMV1d0k