| Елена Сергиевская, музыковед |
 |
В октябре 2012 г. уникальная концертная программа «Бах и Колтрейн. Свет неземной», наконец, прозвучала там, где должна была состояться её премьера — в лютеранском кафедральном соборе свв. Петра и Павла в Москве. Почти через год после первого исполнения, после того, как программа была сыграна несколько раз на разных площадках, с меняющимся составом музыкантов. Время показало, насколько это живой и необычный проект, сколько в нём заложено возможностей развития.
Кратко напомню: по инициативе знатока джаза, доктора физико-математических наук Михаила Сапожникова группа вдохновленных его идеей музыкантов подготовила к 85-летию великого Трейна «музыкальное приношение». Сюита «A Love Supreme», одно из центральных творений Колтрейна, звучала вместе с произведениями Иоганна Себастьяна Баха, ариями из кантат и пассионов. Партитура концерта была изначально рассчитана на индивидуальность двух основных исполнителей — академической певицы, обладательницы непостижимо прекрасного голоса Татьяны Ланской и джазового саксофониста Алексея Круглова (два интересных материала о первых исполнениях программы публиковал «Полный Джаз 2.0» от 25 ноября и 23 декабря 2011).
Вернёмся в холодный осенний вечер 15 октября. Почему я не обошлась без упоминания «температуры за бортом»? Да потому, что в высоком полутёмном соборе было едва ли не холоднее, чем на улице. Музыканты репетировали в верхней одежде (хотя, конечно, на концерте они мужественно её сняли), публика утепляла свои места пластинами какого-то материала, трогательно приготовленного служителями и лежавшего на скамьях стопками. И не говорите, что эти обстоятельства не повлияли на восприятие музыки — не бывает мелочей в художественном целом! Еще одна, гораздо более важная особенность собора как сценической площадки: публика сидит лицом к алтарю, лицезрея распятие, образ Христа — и ничего более. Музыка витает над всеми, доносясь с высоты хоров, откуда-то сзади (были только два-три исключения из этого правила). В поисках привычного зрелища кто-то упорно вертит головой, чтобы увидеть артистов, но большинство принимает правильное решение — только слушать. Ведь всё, что звучит, сочинялось и Бахом, и Колтрейном «In nomine Domini», «Во имя Господне», и мы присутствуем на музыкальной литургии. А кроме того, стены и купол алтаря вдруг оживают, и параллельно с музыкой плывет видеоинсталляция — то трепещущие огоньки свечей, то фрагменты картин старых мастеров (авторы — WhiteBalanceGroup).
ДАЛЕЕ: подробно о программе и впечатлениях
Колтрейновская составляющая раз от раза номинально не меняется — четыре части сюиты «A Love Supreme». Баха, опять же номинально, вроде бы больше — несколько арий, части «Рождественской оратории», 1-я часть Концерта a-moll, знаменитая Чакона для скрипки соло. Соотношение 2:3, если судить по программке. Но у программы есть свой сюжет, драматургия, динамика, благодаря которой и исполнители, и слушатели проходят особый путь: простое сопоставление «двух музык» — поиск их интонационной общности — прорастание одной в другую — и, наконец, неожиданно великий в своей простоте катарсис, «Psalm» Колтрейна. По-моему, если бы можно было отказаться от ритуальных аплодисментов между номерами, программа бы только выиграла в целостности, синтетичности действа.
Колтрейн когда-то «выдохнул» (по Окуджаве, «каждый пишет, как он дышит»!) два варианта «Псалма» — один из раструба саксофона, второй, ритмически тождественный, в виде стихотворения (которое было опубликовано на обложке пластинки. — Ред.). Впервые в мире Татьяна Ланская поёт их единым целым. Никакие восторженные эпитеты не будут преувеличением по отношению к этой талантливейшей певице! Сопрано поразительной красоты и чистоты, интонация настолько гибкая и живая, что кажется удивительным, как она может быть закована в нотные знаки. Ум и высокая культура, интерес ко всему новому, не признающий жанровых и «цеховых» барьеров, огромная просветительская работа в благотворительном фонде «Бельканто», который она возглавляет — всё это грани личности Татьяны Ланской. Если увидите это имя на афише, знайте, что это гарантия высокого качества. От «академистов» в программе принимали участие камерный хор «Маленькая капелла» (дирижёр Александр Тамаркин, худ. рук. Лия Обшадко), Евдокия Ионина, Полина Шульгина (скрипка), Иван Ипатов (клавир), Юлия Иконнокова (орган), Оксана Сушкова (арфа). Я уверена, что для всех них «Свет неземной» не останется рядовым, проходным опытом, а будет помниться и влиять на творчество.
В течение года в программе были заняты разные джазмены, каждый по-своему трактовавшие этот межкультурный диалог — барабанщики Владимир Тарасов и Олег Юданов, басист Николай Клишин, саксофонист Александр Сакуров и другие. Нет замены, пожалуй, только саксофонисту Алексею Круглову. По-хорошему жадный до всего нового, невероятно работоспособный, мыслящий в музыке самобытно и неординарно, Алексей и звук его сакса — главные мостики между Бахом и Трейном. Во-первых, он владеет способами звукоизвлечения в каждой из традиций. Во-вторых (в-главных!), он поразительно чутко «вытягивает» интонационные смыслы из музыкальной ткани, сшивая её из отдельных лоскутов в новое смысловое целое. Его партнёры в этом концерте (заметим, давние и настроенные на общую волну) — эстонские музыканты Яак Соояар (электрогитара), Танел Рубен (ударные, перкуссия) и россиянин — Денис Шушков (контрабас) из ансамбля Круглова «Круглый бенд». К слову о творческой активности: буквально за пару дней до этой программы Алексей, Яак и Танел играли на «Фестивале Владимира Резицкого» в Архангельске, где я с ними встретилась, а между этим и московской встречей в лютеранском соборе Алексей, оказывается, успел слетать на варшавский фестиваль авангардной современной музыки Ad Libitum, где в составе ансамбля Кшиштофа Книттеля исполнял Джона Кейджа.
Яак Соояар и Танел Рубен, каждый по-своему, стали для меня поразительным открытием и в фестивальной программе, и в «Свете неземном».
Как хорошо, что замысел Михаила Сапожникова встретился с такими яркими исполнителями и живёт теперь своей самостоятельной жизнью, меняясь под влиянием времени и пространства! Наверно, есть и скептики, которым сопряжения баховской музыки и джазового мышления кажутся чуть ли не кощунственными. Для них приведу и прокомментирую одну цитату. 11 ноября 1706 года консистория города Арнштадт отчитывает органиста Иоганна Себастьяна Баха за множественные прегрешения, в том числе:
Мы ставим в вину Баху, что до настоящего времени он делал в хорале множество странных вариаций и примешивал в него такие странные тона, что собравшиеся были вследствие этого сконфужены.
Отповедь суровая, но сразу за этим неожиданно говорится:
И если в будущем он захочет примешать переходящий звук, то пусть придерживается этого до конца…
Пусть это только неловкая грамматическая конструкция, но почему-то она кажется провидческой — музыканты ХХI века действительно идут до конца.
