| Владимир Мак, Иерусалим Фото: Эдуард Маркович |
 |
Сочетание имён великих классиков и слова «джаз» не случайно. На Втором зимнем фестивале «Джаз на Красном море» звучала музыка и Моцарта, и Стравинского, и именно эти эпизоды стали главными событиями. Хотя весь фестиваль прошел на высоком уровне, почти без провалов. Поэтому рассказывать можно в хронологическом порядке.
В отличие от летнего, зимний «Джаз на Красном море» проходит в огромном ангаре на территории порта, где двумя неделями раньше проходил фестиваль классической музыки под руководством Валерия Гергиева. Концертов не так много, как летом (зал всего один), но удельный вес каждого из них в этом году был высок.
Открыла фестиваль 19 января кореянка Юн Сун На. Вначале она вышла на сцену с небольшой коробочкой, подключенной к аппаратуре, и под скромный аккомпанемент, по тембру напоминающий челесту, спела удивительную лирическую песню. Затем появился ансамбль — легендарный шведский гитарист Ульф Вакениус (последний гитарист Оскара Питерсона), аккордеонист Винсент Перани и контрабасист Саймон Тайло.
Блистательные джазовые музыканты в сочетании с певицей, умеющей делать абсолютно всё, от авангардных скачков по высотности и «нечеловеческих звуков» до нежнейшего исполнения под аккордеон песни Жака Бреля. Все эксперименты с голосом были наполнены превосходной музыкой, каждый кавер — знаменитой песни «Металлики» или блюза Тома Уэйтса — был одновременно самобытен и узнаваем, с точным сочетанием вкуса и мастерства. Джазовых стандартов не было, но вся программа была совершенно джазовой по духу.
ДАЛЕЕ: продолжение репортажа из зимнего Эйлата
Вторым номером было выступление ансамбля Ури Кейна. Нью-йоркский пианист, композитор и бэндлидер, прославился переложениями классической музыки. Это — не проигрывание популярной мелодией со сдвинутым, как бы свинговым ритмом, что вызывает сначала снисходительную улыбку, а потом приступы тошноты (яркий пример — Жак Луссье, сыгравший таким образом почти всего клавирного Баха). Ури Кейн, готовя композицию по одному или нескольким сочинениям одного композитора, досконально изучает всё его творчество и делает виртуозную мозаику из написанного классиком и собственных реплик по поводу этой музыки, сохраняя дух композитора в целом и данного сочинения в частности. Неподготовленному слушателю зачастую скучно, как и на оригинальном исполнении симфонии Малера или «Гольдберг-вариаций» Баха. Но зная исходный материал, оторваться от версии, достроенной и перестроенной Кейном, невозможно.
В Эйлате Ури представлял программу, сделанную к 250-летию Моцарта. Вначале он сыграл виртуозную фантазию на рояле, где были слышны отдельные мелодии и просто намёки на моцартовские опусы. А затем вывел на сцену партнёров — скрипача Николаса Герамуса, трубача Ралфа Алесси, кларнетиста Криса Спида, басиста Джона Херберта и барабанщика Бена Перовски. Программа началась с первой темы 40-й симфонии, от которой был переход к финалу 41-й («Юпитера»). «Симфония концертанта» для скрипки и альта с оркестром, ария Царицы ночи из «Волшебной флейты», кларнетный квинтет (единственная пьеса, представленная Кейном — она наименее популярна) и, в финале, удивительно остроумный Турецкий марш — настоящая увлекательная прогулка по Моцарту, познавательная и не пошлая. Посередине Моцарта антракт — секстет Кейна сыграл «Rhapsody in Blue» Гершвина, не менее увлекательно и остроумно. Ури мотивировал это тем, что он, еврей, хочет сыграть в Израиле музыку еврейского композитора. Возможно, ему хотелось показать новую программу — ведь Моцарта они сделали пять лет назад? Антракт был уместен. Неуместным был лишь неожиданный даже для зимнего ночного Эйлата холод — температура была ниже 10 градусов, и единственное, что повышало её — это зажигательная музыка Кейна.
На прошлогоднем зимнем фестивале джем-сешнс не удались — одним музыкантам надо было срочно улетать, другие, как Эгберту Жисмонти, вообще в джемах не участвуют. На этот раз организаторы оказались предусмотрительными. После качественной игры тель-авивской молодёжи на сцену вышли Кейн, Перани, Тайло, Герамус и Перовски. Аккордеонист играл на кнопочной мелодике, остальные — на своих традиционных инструментах, «Beautiful Love» была превосходна. Особо радовал самобытный и виртуозный левша-барабанщик.
Второй день начался с норвежского квинтета Карла Сеглема. Красивые скупые мелодии (эдакий джазовый минимализм), приятное сочетание саксофона с норвежской скрипкой (десятиструнный инструмент, имеющий бурдонную функцию), интересный барабанщик — на этом достоинства заканчиваются. Разрекламированный турий рог, похожий на шофар, используется Сеглемом нечестно — в роге появились отверстия, превращающие его из сигнального инструмента в мелодический. Вероятно, ничего, кроме собственной музыки, норвежцы не играют — на джем-сешнс их не было.
За норвежской музыкой последовала израильская. Омер Кляйн к 29 годам не нашёл своего пути в музыке. Он неплохой пианист, но ни джазом, ни классикой серьёзно не занимается, хотя живет в Америке и, по слухам, получает неплохие рецензии на выступления. Более всего Кляйна привлекает композиция. Но показанные им песни сочинены беспомощно, хотя и не без проблеска способностей. Молодой человек просто не учился композиции и, вероятно, не собирается. Зато он с удовольствием разговаривает между исполнением своих шедевров и делает это чуть ли не дольше, чем играет и поёт. В середине программы к Омеру вышла рок-певица Рона Кенан, записавшая недавно с ним диск. Дуэт был хорош — благодаря очаровательной и музыкальной певице (неплохо играющей на гитаре) и благодаря отрепетированным песням. Лучше всех, правда, был бис, написанный не Кляйном — была бессмертная «Besa me mucho» Консуэлы Веласкес.
The Bad Plus — группа, выступающая в Эйлате зимой второй год подряд, и второй год подряд её концерт становится одним из главных фестивальных событий. «Весна священная» Игоря Стравинского — одно из важнейших и сложнейших сочинений XX века, за обработку которого не брались ни джазовые, ни рок-музыканты. Композиция начинается с абстрактного видеоряда и записи вступления к балету в исполнении трио. Через несколько минут запись сменяется живым звуком. Трио, конечно, не способно сыграть партитуру большого оркестра, но темперамент музыки Стравинского передан точно. После Стравинского — еще несколько собственных пьес группы, таких же безумно виртуозных, ярких и заставляющих публику выпрыгивать из кресел. Холода в этот момент никто не ощущал, хотя температура была не выше, чем днем раньше.
В этот вечер в джем-сешн царствовал Царь Давид — барабанщик The Bad Plus Дэвид Кинг. На контрабасе играл Омер Авиталь, речь о котором пойдет ниже. Пианист «Плохих плюсов» Итэн Айверсон вышел на эстраду на несколько минут: стоя взял на рояле три резких аккорда, обозначив старинную тему «All Of Me», сыграл полную сарказма импровизацию, и под аплодисменты ушел со сцены, обозначив свое участие в джем-сешн. Кинг и Авиталь играли вместе долго и превосходно, пианисты менялись, духовиков в этот день не было. Разошлись глубоко ночью, продолжая обсуждать «Весну священную». Ни норвежцы, ни израильтяне в памяти не остались.
Джазовый фестиваль не может обойтись без африканской экзотики. На этот раз — ансамбль «Кора джаз бэнд» с сенегальским инструментом кора, представляющим нечто среднее между арфой и гуслями. В ансамбле также фортепиано и конги. Первые пять минут оригинально, потом минут 15 надежд на разнообразие и еще более часа мучений одинаковым ритмом, одинаковыми инструментальными приёмами и способами заигрывания с публикой. Гость ансамбля — американец Энди Нарелл на инструменте Steel pan, по словам директора фестиваля Дуби Ленца — главный в мире исполнитель на этом инструменте. Когда Нарелл вышел на сцену во втором отделении, выяснилось, что «стальные сковородки» могут звучать красиво и, главное, разнообразно. Но вместе с сенегальцами сковородки (на самом деле — кастрюли, издающие симпатичное булькание при касаниях их внутренностей) были столь же монотонными, как и все остальные инструменты «Кора джаз бэнд».
Примером идеального сочетания экзотики и музыки, джаза и рока, лирики и драйва… словом, примером фантастического музыкального комбо стал Flecktones. Ансамбль собран потрясающим Бэлой Флеком, убедившим весь мир, что банджо — это не симпатичный звенящий инструмент из гитарного семейства, не нужный нигде, кроме кантри и диксиленда, но источник замечательной и разнообразной музыки. Конечно, при условии, если инструмент этот находится в руках большого музыканта. Вместе с Флеком — блистательный пианист и исполнитель на губной гармонике Ховард Леви и братья — виртуозный бас-гитарист Виктор Вутен и Рой Вутен, называющий себя человеком будущего (Futureman) и играющий на собственного изобретения инструменте Drumitar, в авторском переводе — барабанной гитаре. Это синтезатор, внешне похожий на электрогитару, утыканную кнопочками, нажимая на которые, Рой управляет синтезированными звуками ударных инструментов. При этом человек будущего превосходно владеет и настоящими ударными, что он отлично продемонстрировал на джем-сешн.
Flecktones играли дольше, чем сенегальцы. В течение концерта к квартету присоединялись и корифей стальных сковородок, и превосходный скрипач, основная функция которого — техническое обеспечение ансамбля. В зале было жарко от музыки, на часы никто не смотрел и отпускать музыкантов, которые после финальных нот не ушли со сцены а, сев на рампу, стали активно общаться с публикой, не хотели.
Но законы для всех едины. На ту же сцену, завершая фестиваль, вышел квартет Third World Love. Трубач Авишай Коэн, несомненно, сегодня один из лучших в мире. Чистый благородный звук, совершенная техника и удивительно бережное отношение к мелодии. Его партнеры — стопроцентные единомышленники: пианист Йонатан Авишай, контрабасист Омер Авиталь, барабанщик Даниэль Фридман (единственный чистый американец, остальные трое — израильтяне, живущие между Тель-Авивом и Нью-Йорком). Все играют технически совершенно, нестандартно, не издают ни одной лишней ноты, но каждая звучащая нота полностью оправдана и необходима. Главное в квартете — любовь к старой хорошей музыке. Все пьесы сочинены участниками ансамбля, но они как бы из 70-х годов — сейчас так красиво почти не пишут. И, если в предыдущем ансамбле был намёк на музыку будущего, то здесь было напоминание о прекрасной музыке прошлого. И если для музыки будущего образцами будут Flecktones и Third World Love, я за это будущее не волнуюсь. Это — настоящий джаз, и он умирать не собирается.
Энтузиаст современной музыки Дуби Ленц сделал превосходный фестиваль. Он же с нынешнего года возглавляет и летний «Джаз на Красном море». Надеюсь, летом мы тоже будем слушать в Эйлате много хорошей музыки.
