Таллинн, Jazzkaar-2011, часть третья: звёзды и колорит

Кирилл Мошков

Американцы за границей

На европейских фестивалях всегда очень занятно наблюдать за профессиональными американскими составами второго эшелона. Звёзды (первый эшелон) — дело другое: они всё-таки звёзды. У третьего эшелона (совсем неизвестных музыкантов) доминирующая черта — общая скромность. А вот второй эшелон — крепкие профи мэйнстрима и фьюжн, чьи имена постоянно встречаются в аккомпанирующих составах звёзд и на обложках пластинок мелких независимых лейблов — отличаются несколько даже утрированным «американским заграничным» поведением. Как распознать американца за границей? Он громче всех разговаривает, демократично хлопает по спине швейцара и официанта, но точно так же демократично хлопает по спине и университетского профессора либо министра какой-нибудь небольшой страны; он долго и вдумчиво изучает меню местной кухни и списки сортов европейского пива, но заказывает в конце концов гамбургер и Bud Light; он приходит на профессиональную конференцию в шортах, тапочках и растянутой футболке и громким голосом зачитывает доклад, зачастую содержащий исключительно наблюдения Капитана Очевидность. Конечно, это преувеличение; далеко не все американцы ведут себя таким образом — но это шаблон, который, увы, чаще подтверждается, чем опровергается.

С поправкой на сценическую реальность, американский состав второго эшелона будет снисходительно смотреть со сцены на нецивилизованных «местных», громко и многословно объявлять свои номера на улично-разговорном английском, не делая ни малейших усилий говорить внятно и/или медленно; будет обмениваться на сцене не очень выпуклыми шутками, над которыми сам же и будет долго и напористо хохотать; выйдет на сцену практически в том же, в чём ходил на завтрак в отеле, только, может быть, в глаженом; но при всём этом сыграет такой состав на высочайшем уровне, увлекательно, развлекательно, мощно, профессионально и напористо, даже если все до единой музыкальные идеи этого выступления обзавелись седыми бородами и превратились в общее место ещё до рождения большей части собравшейся публики.

Именно это и случилось на фестивале Jazzkaar-2011, когда на сцену вышел Poogie Bell Band во главе с колоритным альтернативно стройным барабанщиком Пуджи Беллом, профессиональным сайдменом крепчайшего замеса и широкого спектра (ансамбли Роберты Флэк, Дэвида Санборна, Ванессы Уильямс, Эла Джарро и т.д. и т.п. — вплоть до номинированного на «Грэмми» альбома афро-соул-джазовой дивы Анжелик Киджо). Были и громкие шутки, над которыми смеялся в основном сам шутник (группа выходит на сцену, лидер, отвернувшись от микрофона, делает музыкантам широкий приглашающий жест и говорит им: «Please, m**********ers!»), и скороговорка на уличном сленге, и снисходительно-покровительственный взгляд на аудиторию — но было и безупречно моторное, высокоэнергетичное, технически виртуозное и аранжировочно высококлассное исполнение огненно-жгучего фанк-фьюжн, выполненное по самому высокопрофессиональному шаблону — ни ноты вне традиции, ни шагу в сторону от канона, но зато внутри этого канона всё как надо, весь положенный товар за уплаченные деньги, и это не китайская штамповка, это настоящее американское качество, фанк как он есть, инструментальный, отточенный, жестокий и мощный.
ДАЛЕЕ: звёзды фанка, суперстар Макферрин, новые голоса, Бона-шоу, финал фестиваля и призыв к читателям

Что и неудивительно: в ансамбле, кроме самого Пуджи — три зубра, кита, мастодонта и вообще зверюги профессионального фанка: саксофонист Кит Андерсон, трубач Майкл Стюарт по прозвищу «Патчес» и клавишник Бобби Спаркс — в общем, если бы вышли ещё Грегуар Марэ и Маркус Миллер, то получился бы ансамбль Маркуса Миллера, каким москвичи видели его в Архангельском четыре года назад. Но, увы, Маркус не вышел, играли только его аккомпаниаторы. Классно играли. Но ни шагу за границы шаблона так и не было сделано.

Одинокий голос человека

Подробно расписывать технику и технологию сольного концертного шоу величайшего импровизирующего вокалиста в мире (я сознательно избегаю определения «джазовый») — Бобби Макферрина — я, пожалуй, не стану. Тем более, что я (в соавторстве с Анной Филипьевой) уже делал это — как минимум после сольного концерта Бобби в Москве летом 2005 г.; никаких изменений в программе, принципах, звучании или идеологии сольного шоу Макферрина за минувшие шесть лет не произошло — и, в общем-то, слава Богу, что не произошло: сольное выступление Бобби — это впечатление такой катарсической силы, что в нём лучше ничего не менять, чтобы не портить. В выступлениях Макферрина главное — это не слова, не используемый музыкальный материал, не приёмы общения и взаимодействия с публикой (хотя всё это, безусловно, важно). Главное в них — сам Макферрин: тихий, очень спокойный, очень сосредоточенный худой человек с седеющей бородкой и живописными «дрэдами», который при видимом отсутствии того, что принято называть «поставленным голосом», создаёт, пользуясь только возможностями своих голосовых связок и своей невероятной, исключительной музыкальностью, самое захватывающее, самое проникновенное вокальное представление в мире.

Увы, проиллюстрировать могу только одним кадром. Параноидальный менеджмент вокалиста обычно запрещает снимать его дальше трёх первых пьес (в течение которых Бобби, как правило, сидит), но в Таллинне (концерт проходил в крупнейшем зале эстонской столицы — новеньком Nokia Konsterdimaja) требования были совсем уж драконовскими — снимать можно было только одному штатному фотографу фестиваля и только первые три минуты концерта. Невозмутимый фестивальный фотограф Каупо Киккас разложил перед собой три разных объектива (на каждый — по минуте) и отснял, что успел, причём за спиной у него сидел добровольный помощник с секундомером, так что во избежание санкций от менеджмента артиста фотограф закончил съёмку ровно на последней секунде третьей минуты концерта. Результатов вышло немного, но они весьма выразительны:

Конечно, самый запоминающийся приём Макферрина — это уникальная манера пропевания песенного материала со словами, пунктирным обозначением отдельных нот аккорда и басовыми нотами, идущего непрерывным сплошным потоком (как на выдохе, так и на вдохе), да ещё с ощутимыми перкуссивными низкочастотными «толчками», используемыми ещё и как «спусковой крючок» резкой атаки басовых нот в вокальной партии (это делается, как видно на фотографии, точными хлопками или «тычками» ладонью по грудной клетке — куда именно и с какой именно амплитудой, знает только сам Бобби). Но в его арсенале есть ещё множество других выразительных средств: захватив полное внимание аудитории в течение первых четырёх-пяти пьес, Макферрин поднимается со стула (до этого он всё время сидит) — и, в принципе, пожелай он в этот момент увести куда-нибудь свою аудиторию (как крысолов из Гаммельна), она бы за ним, наверное, ушла бы. Но он вместо этого вступает с ней в игру: делит зал на голоса, как хор, разучивает с ним партии, обозначает развитие отдельными нотами, дирижирует жестами, прыжками, всем телом — и достигает того, что зал поёт с ним хоровую миниатюру, которую Бобби импровизирует — пользуясь залом, как музыкальным инструментом. Ну, или знакомый по Москве номер: зал поёт мелодию «Аве Мария» Шарля Гуно, в то время как Бобби тщательно пропевает все ноты лёгшей в гармоническую основу этой мелодии Прелюдии до мажор из первого тома Хорошо темперированного клавира И.С.Баха, пользуясь своей уникальной техникой певческого цепного дыхания — озвучивании не только выдоха, но и вдоха (кстати, характерная разница: в Москве просто напевали мелодию без слов, а в Таллинне, с его высокой хоровой культурой, весь зал пел латинский текст «Ave, Maria, gratia plena, Dominus tecum…»).

Как обычно, «доставила» и та часть концерта, в ходе которой Макферрин приглашает разного рода желающих из публики на сцену: хотя она и построена у Бобби всегда по одному принципу, но всё же неизбежно разнится от города к городу просто в силу, так сказать, представленной натуры. Когда вокалист пригласил на сцену кого-нибудь, занимающегося пластической импровизацией (специально подчеркнув, что не имеет в виду дискотечные приплясывания — запомнил, что ли, ту гламурную деваху, которая явилась на сцену в Москве?) — из задних рядов, сдирая на бегу толстые уютные носки, выбежал босиком массивный, волосатый и бородатый дяденька «около полтинника», который, судя по его довольно ловким изгибам и экстравагантным поворотам, действительно чем-то эдаким лет двадцать пять назад занимался. Правда, в силу массивности и явной «отвычки» дяденьки хватило примерно на минуту, после чего он, задыхаясь, вылил себе в рот полбутылки воды (деликатно не прикасаясь к поставленной для Бобби бутылочке губами) и с поклонами удалился; зал проводил его одобрительным смехом. На смену ему появилась изящная барышня, представилась Мартой и несколько минут пыталась довольно сдержанными, но точными движениями как-то иллюстрировать вокальную линию Бобби — не без успеха.

Вызваны былы и вокалисты. Помнится, в Москве так вышла джазовая певица Ирина Томаева, с которой Макферрин дуэтом трогательно спел «Over The Rainbow». В Таллинне же первой отважно вышла недавняя выпускница музыкального колледжа им. Георга Отса, ныне — студентка Роттердамской джазовой академии Туули Таул; получился красивый продолжительный дуэт, в котором Туули пела мелодию, а Бобби, как он обычно это делает, импровизационной вязью опевал её. Со вторым дуэтом, правда, получилось не так красиво: вышел некий юноша, косая сажень в плечах и кровь с молоком, и стал дико орать, думая, что поёт. Надолго Бобби его не задержал.

Ну и, наконец, неизбежный «хор на сцене». В Таллинне дело упрощалось тем, что за день до концерта Макферрин провёл в Музыкальной академии мастер-класс, на который записались десятки молодых вокалистов не только из Эстонии, но и из соседней Латвии, и даже из Литвы. Участников мастер-класса он и пригласил на сцену, чтобы спеть коллективную импровизацию на задаваемые им «африканские» темы, распеваемые на условно-африканские слоги («джу-ман-джи», «уо-уо-зига-зум-ба-уо»). Выбежало больше 30 человек, и прозвучал мощный и красивый хоровой «Circlesong» (так назывались все треки с первого альбома коллективной хоровой имповизации, «Circlesongs», записанный Макферрином в 1997 г.).

После финального сольного номера Бобби (по случаю — той самой «Over The Rainbow», только спетой соло, без слов, но с красивейшим опеванием аккордов) была стоячая овация минут на пять-семь, в результате которой — как мы это видели и в России — певец вдруг вышел на авансцену, сел на стул и минут десять отвечал на вопросы публики, как обычно — серьёзно, хотя и не без юмора; искренне, хотя и не без отстранённости; и очень, очень доступно и на равных с каждым, кто задавал ему вопросы. Звезда, что сказать!

Локальный колорит

Поздним вечером 29 апреля в единственном постоянно действующем таллиннском джаз-клубе Teater No99 играл Tanel Ruben Quintet — проект Танела Рубена, одного из лучших эстонских джазовых барабанщиков. Здесь довелось, во-первых, услышать саксофониста Райво Тафенау в гораздо более ballsy варианте, нежели в один из предшествовавших дней фестиваля (см. вторую часть репортажа из Таллинна); во-вторых, в этом составе опять довелось послушать свежего лауреата Эстонской джазовой премии Кристьяна Рандалу — который на сей раз прозвучал совершенно иным пианистом, чем двумя днями раньше с Дейвом Либманом (с меньшей опорой на блюзовые ноты, но с более заметным влиянием Итана Айверсона из The Bad Plus). Надёжной основой ансамбля прозвучала игра контрабасиста Тааво Реммеля. И, наконец, цвет и украшение квинтета — вокалистка Кадри Вооранд.

Кадри поёт не во всех номерах программы, но именно вокальные номера можно назвать лучшей частью концерта: это ритмически разнообразные, мелодически хорошо разработанные пьесы, в которых вокалистка поёт на музыку Танела Рубена собственные авторские тексты на эстонском, ритмика которых явно сильно воздействует на ритмические решения в аранжировках. Пожалуй, из тех немногих эстонских коллективов, которые довелось послушать в этот приезд в Таллинн, именно этот ансамбль следует признать обладающим отчётливо эстонским музыкальным лицом, очерченным яркими и богатыми выразительныим средствами.

К сожалению, снимать видео в клубе было невозможно, но в сети есть интересные съёмки этого квинтета с других концертов — например, исполнение пьесы Танела Рубена на стихи Кадри Вооранд «Kogutud rikkus»:
[youtube=http://www.youtube.com/watch?v=a78HCBDy27A]

И снова Зелёный Мыс

Население островного государства Кабо-Верде (ранее именовавшегося у нас точным переводом португальских слов «Ильяш де Кабу Верди» — Острова Зелёного Мыса) — всего полмиллиона человек. Тем не менее, на мировой сцене «мировой музыки» есть как минимум одна суперзвезда именно из Кабо-Верде — незабываемая Сезария Эвора, «самые последние гастроли» которой неизменно проходят по всей Европе (включая Москву) в последние десять лет. А теперь, как выясняется, растёт и ещё одна звезда музыки Кабо-Верде, вполне возможно, что сопоставимого с бабушкой Сезарией масштаба. Её зовут Майра Андраде, ей 25 лет, и 30 апреля она выступала на фестивале Jazzkaar в Таллинне (этот концерт проходил в Nokia Konsterdimaja).

Сезария Эвора, как известно, стала звездой «мировой музыки» вовсе не на родных островах, а в Париже. В Париже живёт и Майра Андраде, но с ней всё намного сложнее, чем с её знаменитой землячкой. Майра родилась в семье кабовердийских эмигрантов на Кубе, росла последовательно в Сенегале, Анголе и Германии, а потом уже переехала в Париж. На Кабо-Верде она только проводила каникулы у родственников, а из музыки на неё наибольшее влияние оказали, по её собственным словам, поначалу бразильцы — например, Каэтану Велозу. Первые её успехи на сцене были связаны с пением на французском языке, и только после встречи с композитором Орландо Пантера, несколько песен которого в 2006 г. появились на первом альбоме юной певицы, её внимание обратилось в сторону morna, печальных и светлых напевов Кабо-Верде, в которых слились португальская музыка фаду, бразильские самба и босса-нова и ритмы близлежащих стран Западной Африки, прежде всего Сенегала и Гамбии. Морна исполняется на кабовердийском креольском языке, в основе которого лежит португальский.

В принципе, вот я и описал стилистику и настроение программы, с которой Майра Андраде выступила в Таллинне. Тембр её голоса чуть прямее и теплее, чем у Матери жанра, а вокальная манера, — менее жеманная; но поёт она в тех же поэтических размерах на том же креольском языке, так что параллели возникают сами собой. Ансамбль (бас-гитарист Стефан Кастри — родом с Гваделупы; и два живущих во Франции бразильца — гитарист Мунир Оссн и перкуссионист Зе Луиш Нашименту) играет изящно и умело в манере некоей среднеэтнической акустики, каковой, впрочем, и является морна: тут смешаны и самба, и босса-нова, и элементы «нового фламенко», и африканские влияния, и многообразные ритмы бразильской перкуссии, и фаду — только джаза совсем нет. Хотя певица приятная.

Африка — Америка, далее везде

Интересно, кстати, было бы обсудить феномен стремительного проникновения в современный джаз множества музыкантов из Западной Африки, выросших уже не только на своей национальной музыке, как поколение их отцов (1970-80-е гг.), но и на американском джазе, ритм-н-блюзе, соул и фьюжн, а также на регги, самбе и т.д — то есть пришедшие уже не из «этнической» Африки, а из Африки глобализованной. Таков и суперстар последнего вечера фестиваля Jazzkaar в Таллинне — 43-летний бас-гитарист и вокалист из Камеруна, в своей родной стране и — в 1988-95 гг. — во Франции именовавшийся Ришар Бонá, а в США, куда он переехал в середине 90-х, ставший Ричардом Бóна. Попав в трёхмиллионный город Дуала из камерунской деревеньки в возрасте 13 лет, он первым делом переслушал 400 джазовых пластинок из коллекции своего первого работодателя — владельца местного джаз-клуба, так что во Францию через 10 лет приехал уже вполне информированным музыкантом, а в Америке играл уже на суперзвёздном уровне — с Пэтом Мэтини и Чиком Кориа.

Так получилось, что это был второй раз, когда я увидел Ричарда Бона живьём. Первый был одиннадцать лет назад в Канне, на юге Франции, где Бона вышел на сцену в составе уникального, всего единожды игравшего вместе ансамбля, собранного в рамках музыкальной выставки-ярмарки MIDEMв честь дня рождения Клода Нобса, директора знаменитого фестиваля в Монтрё. Ансамбль был такой: Бона на бас-гитаре, Хэрби Хэнкок на фортепиано, Джон Маклафлин на гитаре и Джошуа Редман на тенор-саксофоне. Выступление тогда открыл Бона, в течение пяти минут раскрыв перед слушателями целый мир печальных, щемящих душу сладостных африканских напевов, сначала сольных, затем сопровождавшихся виртуозной и весьма необычной игрой на бас-гитаре, явно в равной степени укоренённой, с одной стороны, в наследии Джако Пасториуса, а с другой — в современной африканской музыке. Бона так захватил тогда внимание публики, что добавление к ансамблю сперва Маклафлина, затем Хэнкока воспринималось не как аванс малоизвестному музыканту, а как совершенно логичный ход.

В принципе, за 11 лет мало что изменилось. По-прежнему сильнейшей стороной выступлений Ричарда Бона остаются щемящие душу сладостные африканские напевы, поддержанные его же виртуозной игрой на бас-гитаре — только он теперь чуть меньше импровизирует на инструменте и чуть больше играет аккомпанемент, пусть и идеально сыгранный. Вот только Хэнкока и Маклафлина с ним нет: в нынешнем его гастрольном ансамбле есть крепкие, но ничем не выделяющиеся на фоне лидера профессионалы (кубинский барабанщик Эрнесто Симпсон и нидерландский клавишник Этьен Стадвайк), а есть и совсем робкие, натужно «ковыряющие» молодые статисты (трубач и гитарист), призванные, видимо, оттенить «выдающесть» Бона. Да, он действительно выдающийся музыкант; он совершенно универсален, может играть и зубодробительно моторный фанк, и стилизации под джаз-рок 70-х, и афро-поп, но на сцене Nokia Konsterdimaja это всё прозвучало достаточно однообразно. Например, тема из его нового альбома «The Ten Shades of Blues» — «Shiva Mantra»: в ней почти ничего не осталось от запомнившегося по альбому узнаваемого посвящения маклафлиновской группе Remember Shakti, просто потому, что на сцене нет ни одного из участвовавших в записи альбомной версии индийских музыкантов. Да и исполнение более органичной для полистилистики Ричарда пьесы с того же альбома «M’Bemba Mama» как-то слилось со всем остальным потоком музыки — просто потому, что, при всём уважении к юному гитаристу и опытному клавишнику Стадвайку, собственного лица и оригинальности у них куда меньше, чем у записавшихся в этой пьесе на альбоме Сильвэна Люка и Жан-Мишеля Пилька, соответственно.

Зато шоу Бона — на высоте. Звезда улыбается, кокетничает, рассказывает длинные смешные истории, непрестанно иронизирует, бахвалится, а кроме всего этого — задушевно и трогательно поёт и сокрушительно-виртуозно играет. Зал захвачен, зал в восхищении, овации не смолкают. И поделом: это очень качественное шоу. Вот только волшебства музыкального откровения, которое испускал, как Х-лучи, Ричард Бона ещё 11 лет назад, почему-то сильно поубавилось. Нашёл свою «струю»? Успокоился? Или (что более вероятно), для полного раскрытия возможностей Бона нужно всё-таки слушать его с адекватно сильными и известными парптнёрами?.. (Гастролирует же он с Майком Стерном, например…)

Финал

Длинный и содержательный фестивальный марафон подошёл к концу поздним вечером 30 апреля — уже не на больших площадках, а на маленькой, почти клубной сцене. Кстати, у фестиваля была достаточно обширная клубная программа по вечерам — и в Clazz, подвальном заведении в самом сердце туристического Таллинна — напротив знаменитого Olde Hansa, и в обширном Rock Café, расположенном в цехах бывшего целлюлозного комбината близ Таллиннского автовокзала. Там играли в основном коллективы молодёжно-танцевальной направленности, и, сказать по совести, до них ваш корреспондент не всегда добирался. Но на финальный концерт в театральном центре Von Krahl пошёл: интересно было взглянуть на клубную аудиторию. Здесь собралась вся бригада организаторов «Йаццкаар», многочисленные активисты сайта фестиваля (де-факто играющего роль эстонского национального джазового издания — в отсутствии такового де-юре) и множество молодёжи, которая с удовольствием выплясывала под оглушительно-заводной латин-поп ансамбля Simone Moreno & Os Lourinhos Rio — который, несмотря на бразильскую основу и португальское название, базируется в Швеции. Был праздник, все радовались; порадовался и автор — завершился отличный фестиваль, команда организаторов получила заслуженную возможность отдохнуть, ну а меня ранним утром ждал самолёт.

Кстати, дорогие наши читатели. Уж если вы дочитали до этого места — очень рекомендуем вам рассмотреть возможность культурного туризма. Съездите в Таллинн на следующий Jazzkaar в конце апреля 2012! Фестиваль отличный, а город — из ближних столиц Евросоюза — один из самых недорогих, при этом ничуть не утративший, с обретением некоторого современного европейского лоска, своего очаровательно средневекового шарма. Поезжайте, не пожалеете!