| Анна Филипьева, Кирилл Мошков Фото: Владимир Коробицын |
 |
4 и 5 апреля 2011 года в Москве выступил дуэт, которому в этом году исполнится 40 лет, а старшему и более знаменитому участнику дуэта будет 70. Да, конечно, это пианист Армандо Антонио Кориа, известный всему миру под прозвищем Чик (70 лет ему исполнится 12 июня), и вибрафонист Гэри Бёртон, который на два года младше.
В далёком 1972 году на мало кому ещё известном европейском лейбле Editions for Contemporary Music («Издательство современной музыки»), ныне всем известном просто как ECM, был записан альбом дуэта Чика Кориа и Гэри Бёртона, озаглавленный «Кристальная тишина», «Crystal Silence». Идея тишины вообще изрядно занимала бессменного главу и продюсера ECM Манфреда Айхера, недаром творческий девиз его фирмы грамзаписи переводится на русский как «Самый красивый звук, после тишины». Чик и Гэри случайно пересеклись в 1971 году в Мюнхене, где расположена штаб-квартира фирмы, на джазовом фестивале, и внезапно обнаружили, что на фестивальный джем-сешн после концерта пришли только они двое. Они попробовали играть вместе, и — что называется, «щёлкнуло». Так начался этот дуэт. Интересно, что двумя годами ранее, когда Чик ещё играл у Майлса Дэйвиса, а у Гэри уже был собственный джаз-роковый квартет, они уже пытались поиграть вместе, но — в квартете, и тогда «не щёлкнуло»: активная ритм-секция оказалась избыточной для их совместной игры.
Когда Кориа начал играть в дуэте с Бёртоном, он только что создал собственный фьюжн-проект, Return to Forever, которому было суждено стать одной из самых известных групп классического джаз-рока 70-х годов. Но на первом совместном альбоме с Бёртоном не было ни фри (как в более раннем проекте Кориа Circle), ни джаз-рока. Была действительно кристально ясная, светлая музыка невероятно острой ритмической природы, поскольку оба музыканта использовали свои инструменты, рояль и вибрафон соответственно, подчёркивая острую перкуссивность, ударность их звучания. Но всё это, как обычно в звуковой эстетике фирмы ECM, очень сдержанно и романтично.
Альбом имел успех, и дуэт гастролировал почти каждый год, когда Чик отправлял свою джаз-рок-группу в отпуск. В жарком июле 1982 года они впервые приехали в Москву, но то был один из самых напряжённых моментов холодной войны, отношения между Советским Союзом и Соединёнными Штатами Америки были как никогда враждебными, и публичного концерта не было: кое-кто смог попасть на их закрытое выступление в резиденции американского посла, а на следующий день был джем-сешн в зале Союза Композиторов, где советские джазмены, говорят, немного перестарались, пытаясь произвести впечатление на заморских «суперстаров».
Потом и Чик, и Гэри неоднократно приезжали уже в независимую Россию, каждый со своими сольными проектами, а дуэт вновь появился на московской сцене только в 2006 году, когда отмечал 35-летие своего первого совместного альбома мировым турне. Два года спустя на ЕСМ вышел их альбом «The New Crystal Silence», в очередной раз отмеченный премией Грэмми. И вот апрель 2011, новый мировой тур дуэта Чик Кориа — Гэри Бёртон.
Авторы этих строк побывали на первом из двух концертов дуэта Кориа-Бёртон (Светлановский зал ММДМ) 4 апреля 2011. В длинном «заезде» мирового турне дуэта оставалось всего два концерта: второй концерт в Доме Музыки 5 апреля и выступление в Киеве 7 апреля. В следующий раз Чик и Гэри должны встретиться только в конце апреля для ряда концертов в США.
Первое впечатление от первых звуков концерта: пришедшим с шумной московской улицы пришлось срочно перестраивать уши, настолько инопланетно и неожиданно по контрасту с привычным звуковым фоном зазвучал дуэт. Может, нам просто повезло с точкой слушания (правый амфитеатр)? Порталы с их надоедливым металлическим призвуком на нас не смотрели, локальная подзвучка с днища балкона, с её хрипом и треском — не дотягивалась, так что мы фактически слышали прямой живой звук со сцены. По нашим временам, задавленным тотально плохим, неестественным звуком на концертах — почти экстремальное переживание.
Концерт открыл «Love Castle» — это такая весёлая самба с характерными «чиккориевскими» волшебными модуляциями. Понимаешь, что Бёртон, наверное, миллион раз уже играл с Чиком эту тему, но всё равно впечатляешься, насколько глубоко в своём соло он проник в идею пьесы, насколько персонализировал её. И звучит она иначе, чем в классической версии с альбома Кориа «My Spanish Heart». Вроде бы по нотам музыка очень похожа на электрическое своё воплощение, но совершенно иначе изложена. Ничуть не менее насыщенно, но это насыщенность иного порядка: прозрачная насыщенность. И вот ещё любопытный момент: перекличка по несколько тактов в репризе. Так любят этот классический джазовый приём современные джазмены, и так редко сейчас можно услышать настолько неформальное и проникнутое общей идеей исполнение этого упражнения (а оно сейчас и правда воспринимается музыкантами уже скорее как упражнение из обязательной программы, нежели как нечто обусловленное художественной задачей).
В материале концерта это, как ни странно, было одно из немногих обращений к ранее исполнявшемуся материалу. Мало проверенных временем хитов, никаких «Сеньоров Маусов» или «Испаний». В отличие от предыдущего приезда (2006), дуэт играл в основном новый материал. Ну — новый для себя, скажем так. Но были и совсем новые пьесы Кориа, в частности «Alegria». Представлявший её Бёртон пообещал сначала показать ритм, разновидность фламенко, по которому названа тема, а потом сыграть собственно пьесу. И правда — протопали, прохлопали и простучали. Заковыристая пьеса, надо сказать; ну так и настоящая алегрия — довольно сложный ритм.
ДАЛЕЕ: продолжение репортажа
На концерте действовал жёсткий запрет на фотографирование (кроме первой пьесы) и видеозапись (весь концерт), но, конечно, кто-то из анархистов и хулиганов, ни в грош не ставящих современное копирайтное законодательство, всё-таки иногда этот запрет нарушал; иначе как объяснить появление на YouTube ролика с этого самого московского концерта, зафиксировавшего первые четыре минуты исполнения «Alegria», причём вместе с «протопыванием-прохлопыванием» ритма в начале? Ни в коем случае не одобряя деятельность обнаглевших хулиганов от технологии и всячески их осуждая, тем не менее считаем возможным воспользоваться (в сугубо иллюстративных, конечно же, целях) плодами их хулиганства:[youtube=http://www.youtube.com/watch?v=cA7nTU8r3hg]
Первым из нескольких обращений к джазовой классике стало исполнение «Can’t We Be Friends», написанной первой женщиной-композитором мюзиклов Кэй Свифт, но превращённой в джазовый стандарт исполнением пианиста Арта Тэйтума в 1947 г. В её исполнении, казалось бы, музыканты отошли от фирменных «чиккориевских» латинских звучаний, сделав шаг в сторону джазовой традиции. Но не тут-то было. И не поймёшь, в какой момент они не то расцветили, не то завуалировали первоначальную идею, да и вообще что ж они такое сделали, чтобы так насытить музыку действием, чтобы она настолько органично лавировала между страйдовой поступью раннего джаза и джаз-роком. Нет ни склеек, ни спаек. Музыка течёт так, будто джаз-рок и рэгтайм всегда соседствовали друг с другом, и не существует более чем полувекового разрыва между ними.
«Chega de Saudade» (она же «No More Blues») Антонио Карлоса Жобима, будучи классикой босса-новы и современного джаза, не исполнялась дуэтом ранее, хотя, как рассказал Бёртон, оба музыканта познакомились с ней ещё в 1960-е гг. в ансамбле Стэна Гетца, где оба играли (правда, в разные годы). Здесь Кориа заиграл немного более жёстко, добавил колючек синкоппированных полиаккордов, подчеркнув своим шероховатым звучанием округлость вибрафона Бёртона в его соло. Когда же дело дошло до собственного соло Чика, звук «оплыл», округлился и покатился, как речная галька.
Вообще говоря, описывать эмоциональную сторону этого концерта через тембр и динамику иногда проще, чем анализировать собственно ноты: при всей кристальной прозрачности звучания дуэта, музыка эта весьма эмоциональна. Например, «My Ship» немецкого композитора Курта Вайля, вошедший в джазовый оборот благодаря записи Майлса Дэйвиса с оркестром Гила Эванса, совершенно исключил для автора этих строк возможность объективного анализа: у меня перестало получаться успевать записывать то, что происходило на сцене, и я благоразумно отложила стилус компьютера-наладонника.
Первое отделение концерта завершила ещё одна новая пьеса Кориа — «Mozart Goes Dancing». Объявлявший её Бёртон крайне серьёзно заметил: «На нас оказывают влияние самые разные музыканты — академические, джазовые, даже рок-музыка. И вот самое новое влияние, которое испытал Чик Кориа: Моцарт!». Без очевидных прямолинейных заимствований у Моцарта моцартианство передано где гармоничесими аллюзиями, а где и вообще не понять чем. Вроде, только ухватишься за Моцарта — ан нет, показалось. Выглядит это как мозаичный коллаж: вроде бы отдельные кусочки совсем не про Моцарта, а отойдёшь на несколько шагов, посмотришь — ба! Моцарт. Вспоминается картина СальвадораДали с Галой на балконе, превращающаяся, если глянуть издалека, в портрет Авраама Линкольна.
Начатая обращением к творческому наследию Арта Тэйтума линия джазовой классики была продолжена в начале второго отделения исполнением пьесы Кориа «Bud Powell», посвящённой, естественно, пианисту Баду Пауэллу. Трибьют одному из невоспетых героев революции бибопа в репертуаре дуэта находится давно: существует, например, запись исполнения этой пьесы на концерте в Цюрихе в 1979 г. (выходившая на четырёхдисковом бокс-сете со всеми записями дуэта, сделанными в 70-е гг. для ECM, в 2005 г.). В московском варианте она не очень отступала от сложвшихся канонов её исполнения, прозвучав, в общем-то, в рамках джазовой традиции. И, похоже, это первая пьеса во всём концерте, насквозь выдержанная в едином стиле.
Предваряя исполнение «Brasilia», впервые сыгранной Кориа и Бёртоном ещё в 1985 г., Гэри сказал, что это одна из его любимейших пьес из написанных Чиком. Можем его понять: очень красивая печальная тема. На этом концерте, при всей своей насыщенности, она прозвучала почему-то как пьеса свободных пространств: в ней ощущался воздух и горизонт.
Для объявления следующей пьесы Чику Кориа потребовалось много слов. «И Гэри это очень нравилось, и многим моим друзьям-музыкантам это очень нравилось. Только я один как-то не очень этим интересовался. И вот несколько лет назал [банджоист] Бэла Флек наконец показал мне красоту этого». Этим оказалась музыка «Битлз», точнее — тема песни Пола Маккартни 1966 г. «Eleanor Rigby». Возможно, Чик слукавил: на самом деле свою версию этой пьесы, хотя и совершенно иную по характеру, он записал ещё в 1995 г. для трибьютного сборника лейбла GRP «(I Got No Kick Against) Modern Jazz». Так или иначае, стилус вашего корреспондента оказался вторично парализован в связи с полной неспособностью выразить происходящее. Одинокая ливерпульская старушка Эленор родилась заново в XXI веке, стала современной. «Одинокие люди», воспеваемые в оригинале песни, живут уже не в послевоенном индустриальном городе, а в ультрасовременном мегаполисе.
Очередное возвращение к джазовому материалу последовало в «Strange Meadow Lark» Дейва Брубека. Надо отметить, что Чик сохранил основной принцип оригинала 1959 г.: как и на альбоме Брубека «Time Out», изложение начинается обширным фортепианным вступлением, в котором трудно вычленить метроритмические характеристики (ну, разве что Чик в большей, нежели Брубек, степени склонялся к балладной экспликации), но затем разворачивается в привычный среднетемповый свинг на 4/4.
Свинговая метрика довлела и в пьесе «Hot House» пианиста Тадда Дэмерона, прославленной исполнением Диззи Гиллеспи (и основанной на гармонической сетке «What Is This Thing Called Love?» Коула Портера). Тут впервые за весь концерт контролируемый темперамент обоих музыкантов действительно полыхнул жгучим огнём. Закономерно последовала овация и бисирование, в результате чего направившиеся было за кулисы артисты вернулись и порадовали москвичей исполнением такой родной и знакомой каждому русскому человеку ранней (1888) пьесы Александра Николаевича Скрябина из цикла «24 прелюдии», звучащей, по всей видимости, в каждой московской семье и оттого носящей столь тёплое и запоминающееся название «Опус 11 номер 4». Практически без перерыва на вежливые аплодисменты дуэт заиграл снова… Да: пришло время для хита, и из всех хитов дуэт выбрал легендарную пьесу Чика «La Fiesta». Вот тут овация была уже стоячей, и последовал третий, он же финальный, бис: «Blue Monk» Телониуса Монка, сыгранный, против исходной монковской угловатости, вполне по-«чиккориевски» — изящно, перкуссивно, остро и с массой мельчайших подробностей, для одного только разучивания каждой из которых менее подготовленным музыкантам пришлось бы репетировать неделями. На сей раз, несмотря на продолжавшуюся стоячую овацию, номер действительно оказался заключительным: после почти двух с половиной часов на сцене дуэт скрылся за кулисами.
Что сказать о московских концертах в целом? Музыка стала ещё более утончённой, ещё более рафинированной, ещё выше качеством, если такое вообще возможно. Несмотря на возраст — Чику пока 69, Гэри на два года младше — оба музыканта находятся на пике формы. Мало того, они много играли совершенно новой для своего дуэта музыки, почти не возвращаясь к хитам прошлых лет, что подтвердило их равноустремлённость и в творческое будущее, пусть и хорошо очерченное давно устоявшеся стилистикой совместной игры, и к великим свершениям прошлого. Немного обеспокоил внешний вид Чика Кориа: совсем недавно (буквально прошлым летом) он ещё был, скажем так, весьма солидным господином — и вдруг резко похудел, что в сочетании с вновь отращенными усиками сделало его неожиданно похожим на себя-молодого. Но в 69 лет такое резкое похудение скорее настораживает, и дай-то Бог, чтобы это действительно был результат какой-нибудь чудодейственной диеты, как все мы надеемся. И хорошо бы послушать их ещё когда-нибудь.
ДОПОЛНИТЕЛЬНО:
Слушать ранние записи дуэта Кориа-Бёртон в нашем подкасте
