Юбилейный фестиваль «МузЭнерго-10». Почести честному фестивалю

Сергей Бондарьков Фото: Татьяна Серочкина, Вадим Логинов, Святослав Букин

Виртуальную красную ленту открытия десятого юбилейного фестиваля дистанционно разрезали безымянные работники консульства России в Великобритании, чьими стараниями Лео Абрахамс (Leo Abrahams), имея приглашение от российского Министерства культуры, остался без визы, а московская публика — без выступления британского гитариста. Позднее (по-видимому, поддавшись атмосфере праздника) авиакомпания, рейсом которой летело швейцарское трио Plaistow, поддержала заскучавших было организаторов, предоставив им возможность погоняться по стране за багажом команды.

Вместо британского дуэта (Абрахамс должен был выступать с ударником Себом Рокфордом) пришедшие 25 ноября в московский культурный центр ДОМ слушали дуэт франко-турецкий — гитариста Алена Блесина (Alain Blesing) и вокалистку-перкуссионистку-массовика-затейника Сенем Дийиджи (Senem Diyici). Автор этого текста вскочил на подножку фестивального поезда только на следующий день, поэтому рассказа о московском выступлении дуэта здесь не будет. С Аленом и Сенем я столкнулся только на следующий день, когда электричка Савёловского направления доставила меня прямо к сердцу фестиваля, туда, где титан микропродюсинга Юрий Льноградский и его сподвижники три раза в год приводят в движение шестерни небывалой по местным меркам джазовой авантюры, — в город Дубна. Наукоград, где перпендикулярные улицы с фасадами нежно-советских цветов дышат покоем трёхэтажности, город эклеров по 12 рублей штука, где волею проектировщиков Вавилов скрещён с Курчатовым и почти на каждом перекрёстке великий ученый встречает великого ученого, — Дубна встретила фестиваль рождественской погодой и первым в сезоне снегом.

Ален и Сенем были первыми музыкантами, которых я увидел на сцене, когда вошёл в концертный зал здания городской администрации: Блесин перебирал струны «стратокастера» цвета топлёного молока, Дийиджи пела и молотила в барабан. Бессменный звукорежиссёр фестиваля Андрей Стариков отстраивал аппаратуру. Кстати говоря, все три дня звук был очень достойный — «браво, Андрей», как не раз говорили со цены музыканты в конце своего сета. Через некоторое время я заметил зависшего над правым краем сцены Юрия Льноградского, который с помощью человека с шестом крепил на стену спонсорский плакат. Сев в первом ряду, я случайно подслушал разговор канадской певицы Сиенны Дален с дубнинскими девушками (речь, кажется, шла о разнице между Канадой и Дубной). Со сцены жёлтый обогреватель наполнял зал теплом. До начала концерта оставалось больше часа, но я понял, что представление уже началось.

Девиз «МузЭнерго» такой: «Международный фестиваль честной музыки».
ДАЛЕЕ: почему и как оправдывает себя этот девиз, подробный рассказ о трёх днях фестиваля в Дубне, много фото, ВИДЕО

За три дня, проведённых в Дубне, я понял, что по ряду причин такая формулировка очень верно характеризует это уникальное событие. Во-первых, странным образом слово «честный» описывает музыкальный формат фестиваля. Фестиваль джазовой музыки? Это было бы не совсем верно. Фестиваль ню-этно-кабаре-фри-джаз-рока? Громоздко, да и всё равно не точно. Фестиваль разной музыки? Ближе, но что общего у всех этих музыкантов? Все они играют, простите, от души. Фестиваль честной музыки? Пожалуй, да. Во-вторых, сшит фестиваль на честную белую нитку (возможно, на ту же, что пошла на честный белый свитер Юрия Льноградского). Часть музыкантов, например, обитала дома у организаторов, подвергаясь ночным нападениям хозяйского кота. Наконец, в-третьих, как и вообще большая часть честных вещей, фестиваль «МузЭнерго» делается в строгом несоответствии с рациональной логикой окружающей действительности (экономической, культурной — продолжите сами).

Как было написано в программке фестиваля, у каждой амбулы есть своя преамбула. Будем считать, что четыре абзаца радикально неинформативного текста были этой самой преамбулой. Наконец, к музыке.

Первый день открыл воронежский дуэт Happy55. Ярослав Борисов (клавиши) и Александр Битюцких (ударные) играют неглупые и не лишённые обаяния пьесы с названиями вроде «Walk», «Talk» и «Котофеи». Стилистически Happy55 близки к волне, флагманом которой являются американцы The Bad Plus, — белому-белому молодому джазу, не стесняющемуся простых мелодий, поп-чувствительности и прямолинейных ритмов, наследующих скорее рок-музыке или idm-электронике, чем джазу. Кроме перечисленных признаков, воронежцев с этой волной роднит чувство лёгкости и свежести, радости движения. Следующим предложением я ни в коем случае не хочу сказать, что музыка Happy55 исключительно функциональна, но благодаря этой своей радостной подвижности она отлично подошла бы для утренней пробежки весенним утром. Интереснее всего ребята звучат, когда Александр максимально усложняет ритмический рисунок, тем не менее сохраняя почти танцевальный пульс, а Ярослав, который в отсутствии басиста, по-моему, большую часть времени несколько скован поддержанием темы, позволяет себе увлечься её развитием в энергичной импровизации. Happy55 совершенно очевидно находятся на стадии поиска и развития. Например, «профиль» музыкантов на сайте MySpace вообще мало репрезентативен — на концерте они играли гораздо интереснее. И легко верится, что у проекта может быть интересное будущее, особенно если ребятам удастся найти правильный баланс между разработкой темы и импровизацией, или органично расширить состав. Кстати, 22 января Happy55 играют сольный концерт в «ДОМе» — приходите.

Следующим в этот день с сольной программой выступил Марк Эхеа (Marc Egea), играющий на колёсной лире в испанском (точнее — каталонском) ансамбле Kaulakau, чей сет был запланирован на следующий день. Марк подменял не доехавший до России британский дуэт. Его программа не сильно отличалась от того, что он делает в квартете, и будет логичнее рассказать вам о ней в контексте выступления Kaulakau в полном составе.

Закрывали вечер Ален Блесин и Сенем Дийиджи. Дуэт существует аж с конца 80-х годов, в 70-е же Блесин играл во французских прог-роковых командах (Eskaton, Foehn, Arsenal), а Дийджи жила в Турции и занималась народной музыкой. В 1982 она перебралась во Францию, через пять лет встретила Алена, и с тех пор музыканты играют вместе. Такая вот история. Кажется, никто из участников фестиваля не приглянулся дубнинской публике так, как эта пара. Хотя, сказать по правде, музыкально они не очень интересны. У Сенем довольно богатый диапазон, красивый глубокий голос, который она хорошо контролирует. Ален аккомпанирует ей на практически чистом гитарном звуке, повторяя фрагменты по-восточному пряных фраз Сенем, или обыгрывает какие-то пассажи, переходя от блюзовой гармонии к фьюжн-виньеткам и обратно. В общем, скучновато. Блесин и Дийиджи, по-видимому, берут личным обаянием, которого им действительно не занимать — особенно Сенем, которая в конце выступления заставила весь зал, щелкая пальцами и топоча ногами, изображать раскаты грома и дождь. Под грохот этого импровизированного грома, бурные овации и многочисленные крики «браво!» музыканты и покинули сцену.

Участники группы Kaulakau, открывавшей второй день фестиваля, принадлежат к тому редкому виду музыкантов, которые, смешивая джаз и традиционный этнический материал, не получают на выходе «нудятину с дудками». Ну, правда же, от формулировки «этно-джаз» обычно как-то не по себе становится. Так вот, Kaulakau играют этно-джаз так, как надо, а не так, как он вам снится в кошмарах. У каталонцев интересный инструментальный состав: стандартная ритм-секция (ударные и контрабас), а в качестве солирующих инструментов — колёсная лира и шалмей (исторический предшественник гобоя; звучит, в общем, похоже). Секрет успеха Kaulakau, кроется, по-видимому, в том, что они действительно очень хорошие музыканты и отличные импровизаторы. Самое интересное начинается, когда Хорди Молина (Jordi Molina, шалмей) и Марк Эхеа (колёсная лира) начинают импровизировать вместе. Во-первых, у обоих музыкантов довольно интересная фразировка, — особенно у Эхеа, чьи соло были сложнее ритмически и изобиловали головокружительными интервальными бросками. Во-вторых, шалмей и лира похожи по тембру, и музыканты умело это используют — в лучшие моменты их линии почти сливаются в один поток. Ещё один интересный прием из арсенала каталонцев — Эхеа перещёлкивает что-то на лире, и помимо нот, которые он играет, инструмент начинает издавать ровный трескучий гул, добавляя ещё одну краску к общему звучанию квартета и несколько меняя настроение музыки. Вообще же Kaulakau играют качественный пост-боп на ритмической и мелодической основе каталонской народной музыки — такое определение будет, пожалуй, точнее, чем набившее оскомину «этно-джаз». Касательно сольной программы Эхеа: играя один, Марк обильно использует «луп-примочку», и в импровизациях позволяет себе забираться как будто немного дальше, чем в квартете, где, надо сказать, никто особо не тянет одеяло на себя. Но на мой вкус, даже при помощи многослойных «лупов» ему не удаётся обеспечить своей игре контекст достойный того, что есть в полноценном выступлении Kaulakau. (Скажу в скобках, что московский концерт каталонцев в Политехническом музее почему-то получился гораздо мощнее, чем дубнинский).
ВИДЕО: Kaulakau на московском концерте фестиваля «МузЭнерго» 30 ноября
[youtube=http://www.youtube.com/watch?v=eL3rt8kT7IY]

Польский дуэт вокалиста Йоргоса Сколиаса (Jorgos Skolias) и тромбониста Бронислава Дужего (Bronisław Duży) — или, если угодно, греческо-польский дуэт, поскольку Сколиас поляк натурализированный, — сыграли роль enfants terrible фестиваля. Артистическое хулиганство, когда артисту за 50, обычно либо трогает, либо заставляет слушателя чувствовать себя неловко. Было, признаться, и то и другое. Сколиас и в жизни колоритный персонаж, и на сцене, похоже, колоритность свою всячески подчеркивает: густые седеющие кудри — неряшливы, пиджак — нарочито велик. Выступление дуэта строится по следующей схеме: Дужы играет стандартный блюзовый квадрат или, скажем, хендриксовскую «Foxy Lady» (которая была представлена как тема, написанная тромбонистом в 1817 году), а Сколиас поёт в два микрофона (один с чистым звуком, второй — с реверберацией). Причём важны не столько слова (порой совсем плохо различимые), сколько интонирование, мимика, жест и стилевые контрасты (от хриплого речитатива до горлового пения). Градус безумия фестиваля стараниями поляков повысился значительно. В определённый момент Йоргос начал аккомпанировать себе погремушкой в виде помидора, и последовательно были исполнены песни «Ж*па» и «Nakhuyu» (за точность написания не ручаюсь), имевшие особый успех у публики. Текст второй песни в основном состоял из обращений к Стиву Бико (известный африканский борец с апартеидом, основатель Движения чёрного сознания) и жалостливо-вопросительных восклицаний «Africa, do you remember my love?». Как объяснил Сколиас после исполнения второго номера, «nakhuyu» на суахили значит «мы рады играть для вас сегодня». После были зачитаны отрывки из Пушкина, Лермонтова и горловым пением пропета фраза «Господи, помилуй» — вот тогда, честно говоря, стало как-то не по себе. Самое интересное, что Дужы, похоже, действительно классный музыкант: в редкие моменты, когда музыканты менялись ролями (условно говоря, Сколиас пел квадрат — Дужы солировал) было слышно, что у Бронислава тонкая техника звукоизвлечения, что для тромбона, возможно, даже важнее, чем фразировка, которой поляк, кстати, тоже отлично владеет. Жаль только, что моментов продемонстрировать свое мастерство у Дужего было совсем немного.

Некоторую разрядку принесло выступление симпатичного самарского коллектива Fan(C). С 2008 года, когда музыканты первый раз играли на фестивале, состав ансамбля сократился с квартета до дуэта Лидии Игольниковой (виолончель) и Александра Тарасенко (фортепиано). Молодые люди вдохновляются, среди прочего, творчеством Арво Пярта, Portishead и Бьорк и, кажется, двигаются в сторону изящной и неглупой камерной поп-музыки (я имею в виду не форму «куплет-припев-куплет», а возможность найти относительно широкую аудиторию). Очень может быть, что вектор выбран правильный: уже сейчас ребята звучат вполне достойно. Правда, не импровизируют, но проблема, кажется, не в этом. Очень сложно играть негромкую тональную музыку на таких инструментах, как виолончель и фортепиано, и не перегибать с сентиментальностью. У Fan(C) не получается, во всяком случае — пока.

Последними во второй вечер играли французы — Interstellar Overdrive Trio, группа-трибьют Сиду Барретту и группе Pink Floyd лучшего (т.е. барреттовского) периода. Проекты-посвящения, как правило, оказываются безынтересными — IOT, как выяснилось, редкое исключение. Как поясняют музыканты, основатель Pink Floyd недооценён как композитор. По словам гитариста IOT Филипа Гордиани (Philippe Gordiani), в песнях Баррета боролись две стороны его музыкальной природы: автора песен и гитариста-экспериментатора. Из-за сочетания сложных размеров текстов со своеобразной гармонической логикой песни Баррета зачастую находятся «на грани хаоса». IOT занимаются тем, что исследуют эти нестабильные музыкальные пространства методами импровизации в джазовой и рок-идиоме. Тут надо сказать пару слов о музыкантах. Например, барабанщик Брюно Токанн (Bruno Tocanne) — совсем не случайный человек. На джазовой сцене он уже больше тридцати лет, играл с Дэйвом Баррелом и с Луи Склависом. Гордиани и трубач Рене Годийя (René Gaudillat) — люди хоть и менее именитые, но тоже не новички. Играют примерно по такой схеме: Гордиани задает последовательность аккордов, в которой в меньшей или в большей степени угадывается барретовский материал (песни вроде «Baby Lemonade», «It’s No Good Trying» и, конечно, «Interstellar Overdrive»), затем вступают Токанн и Годийя — первый поддерживает скорее динамику, чем ритмический рисунок, второй на трубе исполняет партию голоса. Сыграв в такой манере примерно куплет и припев, т.е. установив тему, трубач и гитарист начинают по очереди импровизировать в дуэте с ударником. В лучшие моменты музыка, набрав обороты, приобретает практически аморфный характер — где-то между фри-джазом и фри-роком (как правило, в этом направлении трио уводит Гордиани, в чьей манере Хендрикс встречается с Заппой, а порой и с Сонни Шэрроком). И вот тогда IOT действительно впечатляют — то есть это фестивальная группа хорошего европейского уровня. И тот факт, что музыканты сами вышли на организаторов фестиваля и захотели приехать в Россию, по-моему, говорит о положительных тенденциях. Французы были хороши и в Дубне, но, кажется, свой лучший концерт отыграли в московском Cactus Cave для примерно двадцати слушателей. Может, такой музыке комфортнее в замкнутом пространстве, а может, просто день был удачным, но в тот вечер они действительно жгли, импровизации были смелее и мощнее, чем два дня назад в Дубне. При этом на следующий день в Политехническом музее они отыграли ровный, но не вдохновенный и скучноватый сет. По-видимому, сказалось внутреннее напряжение в трио: сразу после российского тура группа, к сожалению, распалась.

Программа последнего вечера, оказалась, пожалуй, наименее джазовой. Это при том, что открывали его украинцы Acoustic Quartet — музыканты, о которых с гораздо большими основаниями, чем о ком либо ещё из участников фестиваля, можно сказать, что они играют именно джаз. Несмотря на то, в их репертуаре — кавер-версия песни Майкла Джексона, жизнерадостная (но, признаться, малоубедительная) стилизация под африканскую песню и джазовое прочтение «Подоляночки» (очень убедительное), Acoustic Quartet — это всё-таки вполне традиционный мэйнстрим, причём очень крепкий; придраться, кроме упомянутого номера с квази-африканской темой, совершенно не к чему. Музыканты играют на очень хорошем уровне. Особенно сильны солисты — Ефим Чупахин (фортепиано), который, кажется, не в последнюю очередь вдохновляется Китом Джарретом, и Дмитрий Бондарев (труба) с его эмоциональными соло, в которых классная динамика нередко сочетается с интересными мелодическими ходами. От ритм-секции тоже остались самые положительные впечатления. Плотные партии басиста Дениса Мороза обеспечивают надёжную поддержку солистам. Сам же Денис в основном держится в тени, а в тех композициях, где ему отводится больше свободного места, звучание квартета начинает тяготеть к модели Weather Report. Что касается Сергея Балалаева (ударные): именно благодаря его манере, которая, как показалось, испытала влияние электронной музыки и приобрела некоторую минималистичность (в смысле функциональной экономности и отсутствия лишних украшений — всё очень четко и по делу) квартет звучит так свежо и при всей своей традиционности современно. В общем, это действительно классная живая команда. Не стоит пренебрегать возможностью их послушать, у нас мало кто играет на таком уровне.

Трио Ивана Смирнова, с которым играют два его сына — Михаил и Иван-мл., оставило двоякое впечатление. С одной стороны, все трое очень хорошие музыканты. Старший Смирнов — вообще виртуоз, каких мало. Иван-старший под аккомпанемент сыновей выдаёт скоростные и технически непростые соло. Иван-младший пока импровизирует очень немного, но возложенные на него функции (ритм и гармонизация) выполняет вполне уверенно. Михаил же, попеременно играющий на фортепиано и разнообразной перкуссии, солирует гораздо больше и довольно убедительно. Но, несмотря на всё это, слушать трио Смирнова почему-то довольно скучно. И мне, честно говоря, трудно объяснить, в чём тут дело. Более или менее объективно можно говорить только о некоторой однообразности репертуара Смирновых. А вообще — просто-напросто не цепляет, но я вполне допускаю, что это какая-то моя личная идиосинкразия.

Вот, например, выступление канадской певицы Сиенны Дален (Sienna Dahlen), при всём её обаянии и несомненном музыкальном таланте, меня тоже совсем не тронуло. Дален своей исполнительской манерой напоминает одновременно другого канадца — Леонарда Коэна, а также Ника Дрейка (Сиенна, среди прочего, спела его «River Man») и гениальную и практически забытую певицу Линду Перакс. Последнюю, пожалуй, в наибольшей степени. Главный козырь Дален — её голос, одновременно мощный и хрупкий, из тех, что пробирают до костей. На фестивале она выступала сольно, аккомпанируя себе на акустической гитаре и немного на фортепиано. Играет Сиенна не очень уверенно, но ей это идёт, придает уязвимости и интимности её музыке. То есть вообще-то всё здорово, но, повторюсь, не трогает. Возможно, из-за того, что Дален слишком хорошо осознаёт достоинства своего голоса и несколько перебирает с сентиментальностью, вставляя, кажется, в каждую песню грустное и протяжное «у-у-у-у».

Гораздо интереснее Сиенна показалась мне в импровизированном дуэте с Марком Эхеа из Kaulakau. Звук колёсной лиры, близкий по тембру к голосу Дален, очень выгодно оттенял её не слишком уверенную (видимо, певице не так часто приходится импровизировать), но тем не менее красивую и изобретательную вокальную акробатику. Играли они не долго, но эти несколько минут (пять-шесть, не больше) — одно из самых ярких впечатлений от фестиваля.

Негласный флагман фестиваля — швейцарское трио Plaistow (фортепиано, электрический бас, ударные) — играет образцовый ню-джаз со всеми его родовыми признаками. В композициях швейцарцев явно слышно влияние электронной музыки — в первую очередь даба (пианист Йохан Буркенез даже эмулирует характерный для даба дилэй, сопровождая взятые на клавиатуре звуки «эхом» ловко приглушенных струн, цепляемых внутри рояля) с его простой, но бронебойной басовой линией и idm с его ломаными ритмами. Музыканты, внешне больше похожие на сноубордистов, играют очень чётко, выверенно, как, простите, хорошие часы. Композиции изобилуют сложными ритмическими построениями, и, судя по тому, что в особо головоломных местах игра пианиста и ударника абсолютно синхронизирована, швейцарцы полагаются скорее на отрепетированность материала, чем на мастерство импровизации. То есть импровизация вроде бы есть (в основном в игре ударника Сирила Бонди), но акцент настолько явно смещен на фиксированную композицию, что в Дубне и в Политехническом я, кажется, послушал два практически идентичных сета — разве что бас Рафаэля Ортиса в зале музея было слышно получше. На откуп музыкальной недетерменированности отдана композиция «Mairie Des Lilas», названная так в честь станции парижского метро (на альбоме этого года она идёт следом за треком с названием «Mayakovskaya»; как шутят музыканты, станции подземки их очень вдохновляют). Пьеса представляет собой коллективную импровизацию — довольно тихую поначалу, но к концу разрастающуюся в эпическую, но изящную какофонию.

То есть с Plaistow такая история. Звучат они и правда здорово — в основном благодаря мощной игре ударника (не кивать головой в такт просто невозможно) и его взаимодействию с басистом. Даже более того, по-моему, в трио лидирует скорее ритм-секция, чем пианист. Да, тему задаёт Буркенез и, формально, солирует тоже в основном он. Но сами по себе эти мелодии не очень интересны, а развитие, которое предлагает импровизирующий пианист, при всей своей технической изощрённости зачастую довольно предсказуемо. В результате получается странная для джаза (во всяком случае, после бибоп-революции) ситуация, в которой танцевальный грув важнее голоса солиста. И это не плохо — это, что называется, по-другому. Plaistow, как и многие ню-джазовые проекты, гораздо ближе к электронике, чем к джазу. Мне музыка швейцарцев представляется скорее аналоговым воплощением idm, и то, что Буркенез умудряется эмулировать электронный эффект (упомянутый «дилэй») на живом инструменте, ещё сильнее утверждает меня в этом мнении. Кстати, мимикрия живой музыки под электронную — очень любопытная тенеденция, учитывая тот факт, что первоначально всё было строго наоборот. Но, в конечном счёте, музыка эта безусловно качественная, сыгранная добротно и не без некоторых находок. Так что если вы не относите себя к джазовым пуристам, обязательно имейте в виду этих швейцарцев.

Остаётся подвести какие-то итоги.

Географию фестиваля несколько сузил досадный эпизод с визой, но и в отсутствие британских подданных национальный состав фестиваля впечатляет. На «МузЭнерго-10» выступили музыканты из России, Украины, Польши, Греции, Турции, Испании, Франции, Канады и Швейцарии.

Из-за ещё более досадного эпизода отменилась екатеринбургская часть фестиваля, но и без столицы Урала территориальный охват фестиваля впечатляет. «МузЭнерго-10» привёз хорошую музыку в семь городов: Москву, Дубну, Электросталь, Тверь, Калиниград, Дзержинск и Кимры.

Учитывая все объективные вводные (например, отсутствие какой-либо государственной поддержки), не так просто понять, как горстке энтузиастов во главе с Юрием Льноградским и Татьяной Балакирской удаётся проворачивать такую авантюру, причём трижды в год. Может, тут какой-то энергетический секрет местности — в конце концов, Ленин в Дубне вымахал выше, чем где бы то ни было ещё на просторах Необъятной. Как бы то ни было, в свете всех реалий уже само существование фестиваля — это победа. Больше того, когда полный зал неподготовленной (или, как поправили меня организаторы, подготовленной девятью предыдущими фестивалями) публики самого разного возраста слушает композицию «Steve Reich», вдохновлённую понятно чьей музыкой, в исполнении Plaistow или аморфные интерпретации песен Сида Барретта — слушает и радостно аплодирует — это победа. Кстати, Филип Гордиани после концерта рассказал мне, что у французской публики он не встречал такого тёплого приема — мол, там слишком пресыщенный слушатель. Скажу даже ещё больше: когда полный зал слушает пусть ещё немного зелёные, но интересные и перспективные русские команды, и людям они нравятся — это победа, причём, возможно, наибольшая.

Вот и говорите после этого, что «здесь никогда ничего не будет, потому что никому ничего не надо». Надо. И, хочется верить, будет.