XI фестиваль "Джаз в саду Эрмитаж"
22, 23, 24.08.08
В своё второе десятилетие фестиваль «Джаз в саду Эрмитаж» вступил,
будто бы и не было прошедших десяти лет — одиннадцатый фестиваль до
странности напоминал первый, в
1998 г.: уютная концертная зона в старинном парке в центре Москвы
(только 11 лет назад было так неожиданно видеть парк осовремененным,
«уже не советским», а в этом году видно, что он просто отлично
содержится, кстати — довольно сильно улучшившись и по сравнению со своим
состоянием конца прошлого века), многочисленная и доброжелательная
публика (только 11 лет назад она абстрактно рвалась на первый в
современной московской истории джазовый фестиваль под открытым небом, а
теперь сознательно и устойчиво приходит на полюбившийся и прочно
занявший своё место в годичном кругу московских культурных событий
фестиваль, от которого уже твёрдо известно, чего следует ожидать). Ну и
погода: за всего двумя (и то однодневными) исключениями за 11 лет
фестиваль обходится без дождя, и обозреватели, в том числе и в нашем
издании, не устают повторять, что с погодой фестивалю «неприлично везёт»
— в этом году фестивальная погода была и вовсе не по-московски
комфортной.
Но самое главное на джазовом фестивале, конечно, — музыка. От «Эрмитажа»
теперь и точно хорошо известно, чего ждать. Сугубые новшества и
радикальные поиски новых форм — это, как правило, не на «Эрмитаже».
Добротный современный мэйнстрим с небольшими и, как правило,
немногочисленными включениями фьюжн — вот устоявшаяся стилистическая
формула этого фестиваля: против прошлых лет, не было даже включений
латинских или окололатинских стилистик — да и вообще коллективов было
чуть меньше, чем обычно (что, скорее всего, пошло фестивалю на пользу,
т.к. для публики воспринимать пять 50-минутных выступлений за вечер,
безусловно, легче, чем 6-7 с варьирующейся продолжительностью, как
случалось в прошлые годы). 15 или 16 (это как считать — см. ниже)
коллективов за три дня — фестиваль одновременно и представительный, и
компактный.
Главное изменение, случившееся с «Эрмитажем» за 11 лет — это его
устойчивая и глубокая международность. На
самом первом фестивале этот
показатель обеспечивался участием коллективов из Украины и Молдовы.
Постепенно подтянулись европейские страны, США и даже Южная Америка. А
теперь большинство составов на фестивале — не те, что можно обычно
увидеть в московских джаз-клубах: либо «совсем иностранные», либо
смешанные, либо — если уж российские — то с новой и эксклюзивной
программой. Если кому-то ещё что-то нужно в этом смысле доказывать, то
нужно ли лучшее подтверждение тому, что Москва стала постоянной точкой
на мировых джазовых маршрутах?
Стас Должков, Майк Трейси, Пётр Востоков
Вот и в этом году фестиваль открыл международный состав: американский
саксофонист Майк Трейси с молодыми российскими музыкантами. Проект не
случайный, и не случайно носит название «Открытый мир»: Майк Трейси — не
только сильный и опытный концертный саксофонист, он возглавляет джазовую
программу в Университете Луивилла (штат Кентукки), а это та самая
программа, которая хорошо известна джазменам всего мира по имени её
основателя — Джейми Эберсолда, изобретателя учебного метода «игры под
минус» (когда молодой музыкант может вволю импровизировать дома под
специально записанные фонограммы профессиональной джазовой ритм-секции).
Луивиллский джазовый факультет уже пятый год регулярно принимает
российских джазовых стажёров, которые ездят в США по программе «Открытый
мир»; Трейси как раз и выступал с молодыми россиянами, игравшими и
стажировавшимися на родине джаза по этой программе. С американским
профессором играли пианисты Алексей Иванников и Родион Гоборов (один
сменял другого посреди программы), а также Пётр Востоков (труба),
Станислав Должков (тенор-саксофон), Сергей Корчагин (контрабас) и
Александр Зингер (барабаны). Не все эти музыканты стажировались именно в
Луивилле (так, Востоков и Зингер ездили на фестиваль им. Лайонела
Хэмптона в Айдахо), но все показали себя первоклассными солистами и с
американским гостем прозвучали весьма крепким ансамблем.
Проект
московского пианиста Ивана Фармаковского Next To The Shadow — ещё один
российско-американский конгломерат, но уже не студенческий, а, так
сказать, взрослый (хотя назвать игру «Открытого мира» студенческой —
значит соврать: молодые музыканты играли весьма зрело). Весной 2008 года
Фармаковский записал в Нью-Йорке одноименный альбом, который сейчас
готовится к выходу в России и США. Над ним работал маститый
звукорежиссёр Джеймс Фарбер на студии Sear Sound, а в записи приняли
участие трубач Райан Кайзор (оркестр Линкольн-Центра, Mingus Big Band,
Liberation Music Orchestra Чарли Хэйдена и др.), контрабасист Угонна
Окегво и знаменитый барабанщик Джин Джексон (ансамбль Хэрби Хэнкока,
Mingus Big Band), а также главный «джазовый мост» между Россией и США —
саксофонист Игорь Бутман (кстати, игравший и на самом первом «Эрмитаже»
в 1998 г.). В нынешнем сценическом воплощении проекта из студийного
состава остались только Фармаковский и Бутман; кроме них, на сцену вышли
трубач Джон Бэйли (Vanguard Jazz Orchestra, оркестр Рэя Чарлза, ансамбль
Рэя Барретто), барабанщик из Нью-Орлеана Дональд Эдвардс (Mingus Big
Band) и один из сильнейших в России контрабасистов — Антон Ревнюк.
Авторская музыка Фармаковского в манере современного мэйнстрима,
насыщенная эмоциями и очень плотная по фактуре, была сыграна с мощью и
блеском, равных которым на фестивале в этот раз было показано немного.
Фармаковский, Ревнюк, Бэйли, Эдвардс, Бутман
Американца
Джорджа Коллигана в России уже неплохо знают — он приезжал в качестве
пианиста Mingus Dynasty, да и в трио выступал — но как пианист. На
фестивале же он играл как органист, правда — не на «настоящем» Hammond
B3 (ну нет их в Москве), а на его цифровом эмуляторе, впрочем —
звучавшем совершенно убедительно. С Джорджем играло классическое
органное трио, т.е. гитарист и барабанщик, в данном случае — Игорь
Золотухин и Евгений Рябой.
На электрооргане — мягком, в общем-то, по звучанию инструменте — звук у
Коллигана жёсткий, упругий, с почти животным, экстатическим напором.
Орган удачно взаимодействовал с гитарой, которая не тянула на себя
одеяло и надёжно поддерживала органиста. Чуть сложнее оказалось
взаимодействие с барабанами: точная, суховатая, метрономически
выверенная игра Рябого входила в ощутимое противоречие с порывистой,
напористой игрой Джорджа. В целом сет тяготел к самым современным
тенденциям в формате органного трио, канон которого, казалось бы, был
сформирован не менее полувека назад, но то и дело обогащается новыми
идеями, доказывая большую гибкость и открытость этого вида джазового
музицирования.
И
следующий коллектив был смешанным, российско-американским. Ещё на
фестивале в Архангельском в июне мы ознакомились с новым творческим
тандемом — барабанщика Олега Бутмана (младшего брата саксофониста Игоря;
Олег, в отличие от старшего брата, проработал в Нью-Йорке не семь лет, а
более полутора десятилетий) и пианистки Натальи Смирновой. На этот раз
они представили три совместных авторских сочинения не в жёстких
джаз-роковых звучаниях, как это было в Архангельском, а в более мягком
акустическом звучании (вместе с контрабасистом Владимиром
Кольцовым-Крутовым и тенористом Дмитрием Мосьпаном), а затем на сцену
вышла их гостья — американская вокалистка, которую, не разобравшись,
средства массовой информации наименовали Нефертари Бэй. Действительно,
вокалистка с таким именем была заявлена в афише, но на сцену вышла
приехавшая на замену более опытная Дженн Паркер, которая в Россию ездит
ровно столько, сколько проводится фестиваль «Джаз в саду Эрмитаж», хотя
на его сцене пока ещё не выступала. Дженн в сопровождении ансамбля
Бутмана-Смирновой надёжно исполнила три проверенных временем стандарта,
без одного из которых, как гласит народная мудрость, концерта не бывает
так же, как не бывает песни без баяна — хотя никакой Америки, откуда
вроде бы приехала, московской публике не открыла.
Вечер
завершал словацкий коллектив Sitra Achra, играющий медленный
гипнотический блюз-рок. Группа приехала в Москву без своего органиста
(говорят, неплохого), да и на барабанах играл «подменщик» — кто-то из
московских блюзменов, поэтому, возможно, словацким гостям не удалось
полностью раскрыть свой потенциал. Хотя было слышно, что лидер, Бобош
Прохазка, здорово играет на харпе (блюзовой губной гармонике), и голос
его — в пределах той единственной октавы, которая ему доступна —
обладает убедительно хриплым, истинно блюзовым тембром.
Второй день фестиваля, суббота, как обычно, оказался более многолюдным —
слушатели уже не только сидели на стульях перед сценой или бродили по
дорожкам парка, но и в изобилии раскладывались со своими термосами,
сумками с едой, одеялами, «пенками», пледами и целыми надувными
матрасами по газонам «Эрмитажа», что каждый год составляет изрядную
часть прелести атмосферы фестиваля.
Первый коллектив, Larber Band под руководством клавишника Евгения
Ревнюка (кстати, старшего брата басиста Антона Ревнюка), представил для
разогрева довольно прохладный, элегический и отстранённый фьюжн, который
разносился под разросшимися кронами освещённых солнцем эрмитажных лип,
настраивая собирающихся на терпеливый лад. К терпению призвал и
следующий коллектив, Trialogue + из Франции, руководил которым, тем не
менее, бывший москвич, а ныне житель Канна (того самого, где MIDEM и
кинофестиваль) — гитарист Андрей Боднарчук; этот квартет умело и
слаженно играл гитарную музыку, напоминающую как о некоторых работал Эла
ДиМеолы, так и (хотя в намного меньшей степени) о популярной во Франции
традиции «цыганского» джаза.
Открытия
начались с третьего сета, когда на сцену поднялся ветеран польского
джаза Адам Макович. Времена, когда пан Адам играл передовую по своим
временам музыку, не то чтобы миновали — просто у пианиста явно сменилась
область интересов: он сейчас исследует супертрадиционное джазовое
музицирование, с огромным вкусом, тонкой нюансировкой, глубиной
проникновения в стиль и пониманием материала играя джазовые стандарты в
манере между Эрроллом Гарнером и Артом Тэйтумом. Да, это не передний
край развития джаза, но это такая степень вхождения в джазовую классику,
которой можно только позавидовать.
Американский
пианист Лэрри Уиллис приехал выступить с собранным из московский
музыкантов ансамблем израильского саксофониста Роберта Анчиполовского.
Уиллис — не только мэйнстримовый пианист (игравший с Карлой Блэй,
Фатхэдом Ньюманом, Вуди Шоу, Натом Эддерли и др.); в истории музыки он
наверняка не в меньшей степени останется благодаря участию в Blood,
Sweat & Tears (1972-1979). Но его опыт работы в джаз-роке в его нынешней
игре прослеживается довольно мало — он превосходно владеет современной
хардбоповой и постбоповой идиомой, внутри которой и было организовано
выступление с Анчиполовским, что особенно подчёркивалось сильным, но
достаточно консервативным (в манере Фила Вудса) звуком последнего.
Грета Матасса (сидит слева), Алексей Николаев (справа)
Вечер завершал ещё один российско-американский проект. Опытная и
сильная певица Грета Матасса достаточно хорошо известна на американской
сцене, хотя живёт она далеко от Нью-Йорка или Сан-Франциско — в Сиэтле.
В Сиэтле уже почти десять лет живёт и Алексей Николаев, российский
тенор-саксофонист, некогда первый тенор в «МКС Биг-бэнде» Анатолия
Кролла. Алексей осел на северо-западе США ещё в конце 90-х и в Москву с
тех пор почти не приезжал — разве что весной этого года показался в
Клубе Игоря Бутмана, сыграв высокоэнергетичную программу стандартов,
доказавшую, что отличные технические возможности саксофониста и его
умение эмоционально насыщенно, темброво ярко и очень разнообразно
динамически изложить музыкальный материал за годы работы в Сиэтле не
только не ослабли, но достигли и некоего нового качества. В ансамбле с
Гретой Матассой Алексей вынужденно находился чуть позади точки фокуса
внимания аудитории (всё-таки у нас, как, впрочем, и везде, больше любят
вокалистов, чем инструменталистов-импровизаторов), но доставил своим
мастерством истинное удовольствие.
Третий, воскресный вечер (24 августа) открывал один из лучших
московских клубных коллективов современного мэйнстрима, который может
сделать честь не только любому джазовому клубу, но и любой фестивальной
сцене — Crazy Rhythm. И не так чтобы ансамбль барабанщика Павла
Тимофеева действительно
ориентировался на какие-то бешеные ритмы. Нет: здесь всё происходит в
разумном балансе — заковыристые ритмические модели (вроде 13/4),
нешаблонные гармонические построения, плотные и насыщенные идеями
импровизационные линии; и всё это (в данном случае) силами всего лишь
квартета — сам Тимофеев, молодой контрабасист Сергей Корчагин,
опытнейший гитарист Александр «Юрич» Надеин и один из сильнейших
московских тенор- и сопрано-саксофонистов, выросший в оркестре Игоря
Бутмана в зрелого и мощного мастера, но всё ещё совсем молодой по
возрасту Дмитрий Мосьпан, как раз в год первого «Эрмитажа» 14-летним
вундеркиндом ворвавшийся на московскую сцену.
Самым,
пожалуй, «авангардным» сетом фестиваля стало выступление австрийского
ансамбля Карлхайнца Миклина (саксофоны). 62-летний Карлхайнц Миклин — не
только президент Международной ассоциации джазовых школ (IASJ), но и
активно концертирующий саксофонист, вот уже 30 лет выступающий по всему
миру со своим трио, куда с самого начала (1977) входит контрабасист
Эвальд Оберляйтнер. Третьего участника трио, как ни странно, зовут...
Карлхайнц Миклин: это сын саксофониста, барабанщик. Карлхайнц
Миклин-второй? — уточнил один из авторов этих строк перед тем, как
объявить выступление австрийского трио. «На самом деле, четвёртый»,
улыбнулся саксофонист. «Объявите — Миклин-младший».
Австрийцы не уходили слишком далеко во фри-джаз или атональность: это не
был мэйнстрим, но музыка всё время оставалась в пределах доступного для
достаточно широкой аудитории — и видно было, что аудитория внимательно
слушает и даже частично захвачена этой музыкой. Ориентальная мелизматика,
ладовая импровизация, искусная игра с тембрами инструментов — и всё это
при почти полном отсутствии мэйнстримового фейерверка технических
сложностей и виртуозных потоков нот: понятно, что сторонникам авангарда
эта музыка могла показаться недостаточно авангардной, а сторонникам
мэйнстрима — не отвечающей их представлениям о виртуозной джазовой игре,
но факт есть факт: часть аудитории музыка Миклина действительно
заворожила.
Вокалистка
Анастасия Глазкова показала один из немногих чисто российских проектов
на фестивале — собственный квартет с пианистом Владимиром Нестеренко
(саксофонист Роман Соколов, контрабасист Макар Новиков и барабанщик
Александр Зингер). Возможно, в клубных условиях её программа звучала бы
более органично: кажется, что для того, что делает Настя, требуется
определённая камерность как элемент антуража. Тем не менее, публика
однозначно высказалась в поддержку услышанной программы.
Американский
саксофонист Крэйг Хэнди играл с «Мосгортрио» пианиста Якова Окуня, в
которое сейчас входят контрабасист Макар Новиков и барабанщик Александр
Машин. Как и для многих других американских джазменов, для Хэнди первой
сценой в России в далёком уже 2001-м стал промышленный сибирский город
Новокузнецк Кемеровской области, где с конца 70-х проводил лучший
сибирский фестиваль «Джаз у Старой крепости» продюсер Анатолий Берестов
(1953-2006). Но постепенно Крэйг, один из последних «выпускников»
легендарного ансамбля Jazz Messengers барабанщика Арта Блэйки, начал
осваивать и Москву, в последнее время приезжал с Mingus Dynasty. Теперь
вот выступление с Яковом Окунем — пианистом крупного мазка, плотных
фактур, скульптурных, точно вылепленных звуковых построений. Хэнди был
интересен на саксофонах, но надо отметить и его игру на флейте: он не
лучший флейтист в джазе, но исключительно точно использует летучий,
округлый звук этого инструмента как тембровую краску, как важный элемент
построения эмоционального наполнения пьесы.
Финал
фестиваля выдался двойным (отсюда и наша неуверенность в том, 15 или 16
коллективов выступили на «Эрмитаже»). Игорь Бутман представил два
проекта, в которых он выступает одновременно сайдменом и продюсером
(или, если угодно, играющим продюсером), а в качестве лидеров выступают
другие музыканты: в одном — санкт-петербургский трубач Александр
Беренсон, с которым Игорь когда-то, в начале 80-х, играл в Ленинграде, в
другом же — трубач московский, более того — участник биг-бэнда Игоря
Бутмана, Вадим Эйленкриг. Оба состава играли по полсета, всего по
полчаса, и значительно пересекались, так сказать, по персоналу: в обоих
на сцене были пианист Антон Баронин (во втором случае — за электронными
клавишными), барабанщик Эдуард Зизак и сам Игорь; кроме лидеров,
менялись басисты (в первом составе — Виталий Соломонов на контрабасе, во
втором — Антон Давидянц на бас-гитаре), а к составу Эйленкрига
присоединился также гитарист Константин Серов и — на одной пьесе —
телеведущий Тимур «Родригес» Керимов в качестве рэпера. Нетрудно
рассчитать из этих перестановок, что первый состав играл современный
акустический мэйнстрим (весьма умные и нешаблонные композиции Беренсона),
а второй — так сказать, «смут-джаз с человеческим лицом», весёлый,
позитивный, но без следов характерной для «настоящего» smooth бесполости.
И это было очень удачное завершение музыкальной программы фестиваля.
Зизак, Эйленкриг, Бутман, Серов
Анна
Филипьева,
Кирилл Мошков
Фото: Владимир Коробицын
Джазовый слушатель — кто он?
(По следам фестиваля в «Эрмитаже»)
Как известно, фестиваль — мероприятие намного более массовое и
разнородное, чем единичный концерт. В связи с этим нетрудно сделать
вывод, что зачастую на джазовом фестивале собирается прелюбопытнейшая
публика. Во всяком случае, «случайных» слушателей не бывает точно:
каждый приходит с определённой целью и, как правило, получает своё.
Самый доблестный контингент зрителей кучкуется у
«контрольно-пропускного пункта» за полчаса до начала, создаёт толкучку и
очередь, ведёт себя нетерпеливо и немного нервно и, как только
охранникам поступает распоряжение начать впускать зрителей, врывается на
фестивальную площадку и стремительно занимает «места в партере». С точки
зрения спонсоров и предприятий общественного питания, обслуживающих
фестиваль, такой контингент — самый убыточный: за весь вечер они вряд ли
поднимутся со своих мест, боясь, что пока они сбегают за булочкой, место
займут. Зато подобного рода слушатели добросовестно досиживают до конца
программы, получив сполна как от самого фестиваля, так и от музыкантов.
Следующий шаг — в худшем случае прямиком к выходу, в лучшем — в сторону
прилавка с компакт-дисками — прицениться, повертеть в руках альбомы
только что услышанных коллективов, посмотреть на их портреты в
непосредственной близости и при этом вовсе не обязательно уйти с
покупкой.
Существует и другой разряд публики, который, в отличие от
предыдущего, знает, что любой фестиваль начинается с «разогрева», то
есть с музыкантов если не среднего уровня, то явно не высшего.
Следовательно, приходить к началу — не просто моветон, но свидетельство
явного незнания джаза как такового. Не принимаем в расчёт тех из них,
которые в музыке действительно подкованы и которые знают по одной только
программе, кого им хотелось бы услышать, а кого — нет: с такими людьми
всё ясно и обсуждать их неинтересно. Принципиальным же зрителям
необходимо обойти фестивальную территорию вдоль и поперёк, затовариться
«сувенирной продукцией», попробовать пиво в каждом ресторанчике, а под
вечер добраться, наконец, до сцены, в полной уверенности, что «гвоздь»
программы припасён на финал.
Есть
и занятные персонажи, чаще всего этакие джазовые ветераны, кочующие с
фестиваля на фестиваль с каким-нибудь «тандемом» — зонтиком, расшитым
именами великих джазменов, в выцветшей кепке с саксофоном, купленной в «однатыща-девятьсот...»
— и так далее. Подобные знатоки и ценители собираются целыми компаниями,
редко обращают внимание на сцену как таковую, зато сполна успевают себя
показать, на других посмотреть и обсудить, что есть «свинг Диззи
Гиллеспи» и чем он отличается от «свинга Чарли Паркера».
Исключительно
отдыха ради, бывает, приходят на джазовые фестивали люди, возможно не
слишком эрудированные в вопросах джаза, но ценящие отдых на природе под
хорошую живую музыку, расстилающие на газоне пледы, думающие о своём или
читающие журналы и книги, пока на сцене происходит бесконечный
музыкальный марафон. Некоторые из них листают специализированную прессу
и литературу, вроде журнала «Джаз.Ру», чтобы, как говорится, вникнуть в
суть «без отрыва от производства»; некоторые — не церемонясь — делают из
центрального листа этой самой специализированной литературы шапочку от
солнца. Все они, тем не менее, улыбчивые, интеллигентные, задумчивые —
общем, создающие своеобразную тёплую атмосферу и благодатную среду для
работы хищно озирающимся по сторонам фотографам.
Безусловно, любая насильственная уравниловка — дело довольно
неблагородное, поэтому стоит признать, что попадаются и такие
зрители-слушатели, которых трудно вписать в какую-либо из вышеуказанных
категорий. Постойте, скажете вы, а почему же вы даже не упомянули
знатоков джаза, истинных джазовых фанатов, постоянно читающих литературу
и не пропускающих ни одного фестиваля?.. А такие, несомненно особо
ценные и вызывающее уважение люди, как ни странно, обычно сразу же
отправляются на ночной джем, традиционно проходящий после фестиваля в
каком-нибудь известном джазовом клубе. Ведь по большому счёту всё-таки
не важно, какие именно люди приходят на джазовые фестивали, главное —
приходят, интересуются, слушают, открывают для себя новые имена и новую
музыку. А это значит, что у джаза есть своя аудитория, и поэтому у него
— всё впереди.
Диана
Кондрашина
|