1 и 2 июня в Челябинске прошел очередной джаз-фестиваль. В первый день город гулял в Городском саду им. Пушкина, где на семи эстрадах с утра до позднего вечера играли джаз-ансамбли города, области, ближних и дальних гостей. Второго вечером был концерт звезд в Академическом театре драмы. Я насчитал более двух десятков классных участников. Наибольший успех имели Дениз Перрье с Уральским диксилендом Игоря Бурко, квартет Игоря Бутмана, квартет Анатолия Кролла и "башкирско-тайландский" квинтет "PH-Sound". А кроме того - Госджаз Уральского театра эстрады Николая Баранова, Симфоджаз Башкирской филармонии, Аркадий Эскин и трио Валерия Сундарева, "L-Band" Георгия Анохина, а еще бигбэнды, диксиленды, духовые оркестры и камерные ансамбли, группы в стиле джаз-рок, ретро, фьюжн, из Озерска, Снежинска, Кыштыма, Рудного. Конечно, не все равноценно, но был во всем этом какой-то особенный нерв, какие-то импульсы и токи прокалывали людей на сцене и перед ней, что простой репортаж не получался. Чего-то не хватало. К тому же местный журнал "АВТОГРАФ. Челябинск-АРТ" (поразивший меня своим оригинальным, глубоким и увлекательным содержанием) попросил меня поделиться впечатлениями от фестиваля. Прочтя залпом несколько номеров, уже в день отлета я пару часов проболтал с редактором Татьяной Темеровой, а в итоге получилась смесь старых и новых мыслей о природе джаза и его особенностях в России вообще и в Челябинске в частности.
Все-таки в России проспали джаз. Наша молодежь пропустила его мимо ушей. Не была готова. Она пробудилась только от мелодий и ритмов рока. А мир понял джаз вовремя, еще в первые послевоенные годы. В Европе юность почувствовала в нем прежде всего символ свободы и воли.
Джазовая музыка сводит, соединяет и сплачивает людей самостоятельно мыслящих, людей, как в старину говорили, с активной жизненной позицией, людей, стремящихся сделать что-то важное в своей жизни. Составляя вместе джазовое сообщество, они не теряют своей индивидуальности. Это кристалл, мозаика, твердое тело. Джаз - это мужская культура, культура лидеров.
Рок-культура, начавшаяся с Битлов, принесла с собой не только новые романтические музыкальные образы, но и новую пластику, новую моду на одежду и прически. Она быстро завладела умами советской молодежи. Мужской костюм сменился унисексом. Рок приобрел черты массовой культуры, на рок-концерте тысячи молодых людей могли отдохнуть, расслабиться, слиться в колышущееся море голов и рук. Слияние - свойство жидкости. Это культура женская, тут модель ожидания, а не волевой деятельности. Возможно, поэтому рок-музыка ближе России, чем джаз.
Россия всегда была и остается страной под Богородицей, она - Матушка, в ее облике - умиление, кротость и женственность. Здесь гораздо важнее молчание, а не слово. Наш главный святой - Сергий Радонежский ничего не произнес и не записал, от него не осталось ни строчки. Благословлял Дмитрия Донского постом, смирением и молитвой. На нашу общую философию, общий национальный характер главенство такого пассивного миросозерцания наложило зримый отпечаток. "Тихая моя Родина", - сказал поэт.
Для сравнения возьму страну к нам наиболее близкую - это Польша, та, которую называли самым веселым бараком в соцлагере. Я смотрю на нее и понимаю, чт? в свое время упустила Россия. Мировоззрение современных поляков сформировали три человека - Уиллис Коновер, Иоанн Павел II и Лех Валэнса. И первым стоит ведущий джазовых передач на англоязычном радио "Голос Америки".
Это очень интересный феномен. У Коновера был потрясающий по красоте и мужскому обаянию бас и беспримерно четкая артикуляция. Причем он называл только имена музыкантов, названия пьес и их авторов. Никаких комментариев и оценок. Ничего от себя лично. Его, как и Св. Сергия, можно назвать скорее "фигурой молчания". Но он показывал только подлинный джаз, это правило не знало исключений, и каждая пьеса, транслируемая им, по капле, по семечку сеяла в душах свободолюбие, волю, достоинство, будила личность, ее творческие силы и самосознание. Почему же на поляков джаз повлиял в национальном масштабе, а на русских - нет?
Несмотря на известную славянскую общность у нас много принципиальных различий. У поляков, к примеру, совершенно по-другому устроены местоимения, что отличает их и от всей Европы. Там есть "ты", но практически нет слова "вы", а есть "пан" или "пани", снимающее противопоставления "мы и они". Поляк поляку говорит "пан", как бы отдавая себя в услужение соотечественнику, сразу говоря "мы вместе". В грамматике закреплены нациостремительные силы, нациогенность. И джаз попадает в такой среде на очень благодатную почву. Он пробуждает, позволяет чувствовать близкого и далекого. Во всех проявлениях польского духа сегодня - от кабаретных песенок и студенческих забав до социальных движений и художественных взлетов - ощущается джазовый привкус.
Они отреагировали на джаз, мы - на рок. Они - в Европе, мы - все же в Азии.
Что в джазе уникального? Чего нет в других искусствах?
В джазовых журналах, например, есть непременный раздел - некрологи. Потеря каждого человека, где бы он ни жил - в Америке, Австралии, России ощущается всем джазовым миром как общая потеря. В джазе нет расстояний. А как много в джазе посвящений, и не только прекрасным дамам, но и коллегам-музыкантам.
Это очень важно для нашего разговора о джазе в Челябинске. Вот здесь каким-то образом сохранилась особая атмосфера. Я это ощущаю, когда выхожу на сцену и вижу переполненный зал. Так далеко не в каждом городе. В Челябинске два отделения по два часа проходят при полном аншлаге; а когда и после шестичасового концерта народ не уходит из зала, требуя продолжения, а мэр кричит еще", - это заставляет глубоко задумываться о причинах такой популярности джазовой музыки в этом городе.
Причин может быть много, но я остановлюсь на одном аспекте. В городе есть что-то очень современное, что растворено в воздухе, а скорее, сосредоточено в ключевых людях. Это люди, которые определяют жизнь здесь, понимают о нашей современной эпохе больше, чем современники в других местах. Фактически общественный климат и вообще портрет, атмосферу, главную тональность и цвет времени обусловливают небольшое количество людей. Уберите из русской истории две сотни имен, и будет довольно невзрачная серая картина.
Наверное, в Челябинске возникла ситуация, когда у этих людей появилась возможность влиять, быть видимыми. Это особенно ярко проявилось на джазовом фестивале в июне этого года. В Городском саду было настоящее джазовое гуляние. Джаз легко шагнул в народ, потому что здесь музыкантами накоплен такой потенциал. В глазах челябинской публики джаз наделен особым обаянием. Здесь каждый чувствует в джазе что-то свое. Джаз обладает таким удивительным качеством - он кого-то выбирает среди людей, а кого-то - нет. Как Джоконда, которая улыбается далеко не каждому.
Очень важно найти правильную калитку в джаз, и вот когда ты ее находишь и попадаешь туда, все становится настолько простым, настолько очевидным, что не нужно никаких мифов об элитарности этого искусства.
У меня был в этом отношении совершенно замечательный опыт. В Москве в 1980 году проходили олимпийские игры, после которых сохранилось несколько сооружений, значение которых долгое время оставалось неясным. Видимо, не только мне, но и тамошней администрации. Например, в олимпийском комплексе был кабинет, в котором в странном интерьере вокруг центрального стола было несколько наушников, их можно было надеть и по индивидуальной программе выбрать себе музыку для индивидуального слушания. Я представлял, как приходят люди, надевают наушники, и каждый слушает свою музыку. Зачем это? Какая идея тут заложена? Она полностью разъединяет людей и мне, например, настолько очевидна антигуманность заложенной задачи, что непонятно, как это могло соединиться с олимпийским движением, которое призвано соединять мир.
И тогда я придумал такой жанр - "джаз плюс джаз". На сцену выходил небольшой ансамбль и играл свою программу. Три-четыре вещи. Потом на его месте появлялся другой джазовый ансамбль и также играл несколько пьес, а затем музыканты обоих ансамблей соединялись, создавая различные комбинации - дуэты, трио, квартеты и в финале играли вместе. И невольно у зрителей возникала мысль о том, что музыка рождается на их глазах. И это было убедительней всяких объяснений.
Джаз сам по себе не требует особенной исключительности, какого-то сверхъестественного таланта. И то, что, наконец, детей перестали отлучать от джаза - это огромное достижение, это переворот в мировоззрении. Мы учим детей говорить музыкой. Джаз основан на музыкальном слухе и музыкальном языке, на способности людей разговаривать интонациями. Если бы джаза не было на сегодняшний день, необходимо было бы его срочно придумать.
Музыка классическая - это музыка авторская. Она в значительной степени основывается на внушении: из закулисного святилища выходит артист, он в смокинге, белоснежной рубашке и бабочке. Один его внешний вид говорит о том, что это человек, которого не встретишь просто так на улице, в трамвае или троллейбусе - он кажется нам посланником какого-то высшего мира. Сама манера преподнесения музыкального материала наталкивает на мысль об исключительности: музыкант закрывает глаза, запрокидывает голову, витая где-то в таких сферах, куда нам дай Бог заглянуть хоть одним глазком. И, конечно, всех мучит вопрос - а как адекватно понимать музыку? И музыковеды сломали немало голов и перьев, решая эту головоломку. Что музыка означает и что она для человека?
Очевидно, что такой вопрос предполагает многовариантность толкования. А в джазе совершенно нет такой проблемы. Если ты можешь подсесть к ансамблю и подыграть второй голос, то ты понял, что музыка означает и все просто. Это игра, и ты знаешь ее правила. Как в танце, когда молодой человек танцует с девушкой, а она отвечает на то, как он ее ведет, когда поистине возникает пластический диалог двух тел. Танцуют - значит понимают.
Джаз совершенно по-другому музыкально устроен в отличие от авторской музыки - он представляет собой форму диалога. На какую-то фразу духового инструмента отвечает аккорд пианиста или гитариста, удар барабанщика, ход контрабасиста. И важен именно процесс, даже просто мгновение этого процесса, а вовсе не форма. Джаз говорит, и каждый джазмен говорит, - и в этом потрясающее качество такой музыки. Тем самым зрителю показывают: посмотри - это люди, создающие вместе, сразу, сами что-то новое. Вот так и надо - не по разнарядке, когда все написано и разложено в папки для каждого инструменталиста, а по внутреннему ощущению, когда нужно мое участие, мое плечо. Джаз - это любовь, это сострадание и соучастие.
Мне очень приятно, что на челябинском фестивале было много детей, которые делают первые шаги в музыке. Пусть не все совершенно, но это и хорошо, нужно работать, а не поддаваться самолюбованию.
В Челябинске какая-то другая планета. Вроде те же люди, но не все так. Я, проживший уже долгую жизнь, знаю это носящееся в воздухе чувство. Это как после войны или после Сталина, или после Девяноста Первого года. Как после общей беды. Мы вместе и мы сильны. Что-то такое. Здесь остались и живут те, для которых есть какие-то важные в жизни цели, и, может быть, каким-то десятым чувством есть ощущение, что мы здесь, мы разом и это мы.
Сегодня главной фигурой в челябинском джазе, безусловно, является Игорь Бурко. Его вполне можно считать музыкантом новой волны, несмотря на то, что это уже не молодой человек. На базе своего ансамбля он, по сути, сделал филармонию, то есть организацию, которая выполняет именно филармонические задачи. Причем вовсе не следует думать, что для праздничных мероприятий нужно ехать в столицу и искать столичных звезд. Все необходимые художественные силы есть в самом городе. Вот такая человеческая инициатива, желание что-то сделать очень ярко проявляется в Игоре Бурко.
К сожалению, в Челябинске нет постоянного места для выступлений джазовых ансамблей. На фестивале в Горсаду функционировало семь площадок, на которых несколько часов кряду выступали разные коллективы. Пусть не все ровно, но есть потенциал, а реализуется он от случая к случаю...
Рассуждая о челябинском джазе, я не рассматриваю его как некое отдельное по стилистическим особенностям явление. Скорее, речь идет именно о благоприятной атмосфере создания и восприятия такой музыки в этом городе.
Довольно часто джаз трактуется как сугубо этническое музыкальное направление, что, однако, не вполне верно. Джаз это межэтническое, трансэтническое искусство ансамблевой импровизации. Это соединение африканской и европейской культуры на американском континенте. Но поставьте вместо Европы и Африки - славянскую и тюркскую культуру, и вы получите новую необычайную динамичность. В макроизмерении это диалог культур, а в конкретном проявлении - диалог сознаний, личностей, когда мы говорим музыкой и слышим непредсказанный ответ. Но, несмотря на свою новизну, ответ нам понятен, и мы можем на него реагировать. Это баланс нового и известного, который позволяет контакту еще существовать, но уже быть интересным и непредвещаемым.
Стилистика в джазе возникает очень быстро. Джаз обладает максимально возможной стилеобразующей потенцией. Джаз - искусство не авторское, это искусство партнерское, поэтому базируется на консервативной стилистике. Только на обоюдоизвестном языке можно что-то сообщить. Если мы будем разговаривать и постоянно менять язык, то никто не поймет друг друга.
Особенность джаза быть культурой диалогичной я считаю одним из главных его достоинств. Любой язык жив до тех пор, пока на нем разговаривают и общаются. И музыка жива до тех пор, пока она рождается в диалоге. Стала она письменной культурой - она умерла. И классическая музыка, увы, - мертвый язык, а на мертвом языке стихов не пишут, из него черпают научные термины, от которых требуется сухая однозначность. Давайте задумаемся о том, как возникает классическая музыка, и посмотрим процесс ее создания любым композитором. Он все изложил на бумаге, а нотное письмо вполне можно переложить на обычный язык инструкций. Инструменталист играет эту созданную автором музыку. Так существует уже несколько веков и всех это устраивает. А если такой принцип будет в других искусствах? Например, в живописи: сочинитель будет писать лишь инструкцию о том, как надо создавать его картину. А дальше по его тексту будут работать исполнители... Что назовем оригиналом, что исполнительской версией?
Представим себе теперь такую ситуацию. Стоит человек где-то, пусть даже на сцене, на высокой трибуне и на незнакомом языке читает вслух какой-то текст. Можем ли мы поручиться, что в этом тексте есть смысл? Честно говоря, нет.
А теперь другая ситуация - мы видим двух или нескольких человек, которые также на непонятном для нас языке общаются, жестикулируют, кивают или крутят головами. Научно говоря, речевое поведение каждого управляется речевым поведением партнера. Следовательно, раз существует факт управления, значит, наличествует и содержание тех речевых посланий, которыми партнеры обмениваются. То есть, в джазе сам факт игры ансамбля будет гарантией, что содержание в музыке есть. А коллектив, озвучивающий ноты, увы, таких гарантий не дает. Бумага-то все стерпит, это мы знаем.
Наверное, на первый взгляд, такие суждения вызывают неприятие. По моему же глубокому убеждению нам в нашей жизни очень мешает собственная боязливость и власть общепринятых мнений. Иногда для того, чтобы осознать и понять какое-то явление, нужно отвлечься от того базисного образования, которое у тебя уже есть, но которое далеко не все объясняет. Иногда, как нас учили на Физтехе, надо все смахнуть со стола, оставить чистый лист, и составлять заново словарь языка, на котором ты хочешь построить новую теорию. Основой для такого языка будут необходимые смыслы. Мне пришлось так сделать, когда я хотел понять сущность джазовой музыки. Это вылилось в работу "Теоретическая эстетика", в которой феномен импровизации и джаза был фрагментом. Нужно не исключать из своей жизни сомнения по любому поводу, а размышлять над тем, что эти сомнения вызывает, и не бояться результатов этих размышлений. Настоящая уверенность не боится сомнений.
 Алексей Баташев
|
