Выпуск # 16
2002
|
| Ян Гарбарек: о записях, звуке, ECM, группе, Польше и России |
|
 Вряд ли нужно специально представлять нашего сегодняшнего собеседника. С его историей можно ознакомиться как в предыдущих выпусках "Полного джаза" (см., к примеру, его биографию в
#9-10-2002), так и в других джазовых изданиях, например - интересный портретный очерк в минском журнале "Джаз-квадрат"
(№2-3-1999). Ян Гарбарек - попросту один из лидеров европейского джаза, а в 70-80-е годы - вероятнее всего, и вовсе единоличный лидер. Напомним, что 23 мая он будет вместе с Jan Garbarek Group выступать в России. Его единственный концерт пройдет в рамках фестиваля "Богема Джазз" в Московском Дворце молодежи. Естественным поэтому было наше желание заполучить перед приездом Гарбарека в Россию его интервью. И вот, благодаря содействию компании "Богема Мьюзик" и менеджера Яна - Алана Броуча, мы набираем номер Яна Гарбарека в Осло. Начать, кажется, лучше всего с комплиментов...
Пожалуй, Вы принадлежите к числу наиболее культовых импровизирующих музыкантов в России - причем почти не выступая в нашей стране. Насколько мне известно, Вы приезжали в Москву только однажды?
- Так и есть. Это было году в 1980-м (на самом деле 79-м - ред.). Там было два концерта, по-моему. Народу было совсем немного, потому что эти концерты были организованы по линии какого-то культурного обмена или что-то в этом духе (Ян играл в Доме дружбы с народами зарубежных стран, а также в одном из общежитий МГУ, где в зале не было вообще почти никого - ред.). Кроме того, это был очень необычный проект - я тогда сотрудничал с прекрасным норвежским поэтом, его имя Ян-Эрик Волд. Это было соединение импровизационной музыки и звучащей поэзии. Был еще джем-сейшн, там было довольно много публики.
Был ли записан этот проект?
- Нет.
Кстати, насчет Ваших записей. Меня удивило, как твердо Вы повторяете в различных интервью, что не слушаете свои старые записи.
- Действительно, я их практически не слушаю.
Почему?
- Вы знаете, мне трудно это сформулировать точно... Перед каждой записью я провожу много времени с той музыкой, которую собираюсь записать. Я репетирую, играю один, с группой, обдумываю музыку. Потом - запись. И все, дело сделано. Надо двигаться дальше.
И потом, когда я слушаю свои старые записи (а иногда все-таки приходится, когда я должен освежить в памяти какие-то детали), я обнаруживаю, что почти не слушаю собственно музыку - я словно бы вновь оказываюсь в студии, вижу, как музыканты играли все это при записи, какая была погода за стеклом, в какое время года все это было - короче, все обстоятельства записи приходят мне на ум. Так что - нет, я не слушаю свои старые записи.
Многие считают, что своеобразие Вашего звучания - в такой же степени результат работы звукорежиссера
Яна-Эрика Конгсхауга, в студии которого Вы так много работали, как и Вашей. Правда ли это?
- Боюсь, в том, как я звучу, виноват я один (смеется). Хотя, да, я работаю с Яном-Эриком с тысяча девятьсот... о, с конца шестидесятых, это началось еще до эры
ECM. Мы с ним старые друзья - с тех самых пор, как оба еще совсем молодыми музыкантами начинали играть здесь, в Норвегии. Возможно, вы знаете, что он - не только великий звукорежиссер, но и превосходный гитарист. Когда Манфред Айхер, только что создавший фирму ECM, позвонил мне и предложил запись, он попросил меня заказать в Осло студию и найти хорошего звукоинженера. Я сразу подумал о Яне-Эрике. Ведь у него, как у музыканта, прекрасный слух и глубокое знание того, как делается музыка. Именно так началось сотрудничество Манфреда Айхера и Яна-Эрика Конгсхауга, которое определило звучание ECM, и за создание этого тандема несу определенную ответственность я и мой тогдашний квартет. Хотя, конечно, мы ни о чем таком тогда не думали, для нас просто было естественным позвонить именно Яну-Эрику.
Мне нравится подход Яна-Эрика. Его манера записи с самого начала хорошо согласовалась с тем, чем были заняты наши головы - наша основная идея заключалась в создании пространственного звучания, воздушного звучания, мы использовали длинные ноты, паузы, своего рода пустые звуковые пространства. И я думаю, что эта матера, этот звукорежиссерский подход Яна-Эрика - и продюсерский Манфреда Айхера - сформировались в те первые годы работы ECM совершенно естественно, под воздействием как раз вот этих идей. В немалой степени потому, что оба они музыканты. Ян-Эрик прекрасно чувствует взаимодействие инструментов, он понимает, как один инструмент может оставлять пространство для другого инструмента, как звучание одного инструменталиста может воодушевлять другого инструменталиста, он слышит, как должны для этого звучать инструменты.
А каков продюсерский подход Манфреда Айхера?
- Он тоже музыкант, то есть был музыкантом когда-то. Он обладает глубочайшими знаниями по всем направлениям европейской классической музыки и по джазу. Я уверен, что он хорошо знает и другие виды музыки. И у него всегда много продюсерских идей - и по звучанию, и по концепции альбома. Он, как бы это выразиться, продюсер интенсивного вовлечения. Вы знаете, есть продюсеры, которые ко всему подходят очень расслабленно, которым нравится все, что вы играете, которым, кажется, все равно, что бы вы ни сыграли. Манфред принадлежит к другому типу, он глубоко вовлечен во все аспекты работы над записью и активно в этом процессе участвует. Должен сказать, что я предпочитаю именно такой стиль работы. Мне нравится, когда продюсер активно участвует в работе.
Некоторые музыканты даже называют его диктатором.
- Ну, я не могу так сказать, я это так не ощущаю. Хотя, конечно, есть музыканты, которые приносят в студию музыкальные идеи, которые... ну, неудобны, некомфортны для Манфреда, и он пытается внести какие-то изменения. У него свое видение, ведь он ответствен за все, что выпускает его лейбл. Дело в том, что у многих музыкантов как бы несколько лиц, им одинаково интересно играть, скажем, и что-то на грани классики, и немного фанка, а Манфред обычно заинтересован только в определенной стороне творчества артиста. Он настаивает на том. чтобы в записи присутствовала именно та сторон творчества артиста, которую люди ожидают услышать на диске, вышедшем именно на ECM. Конечно, могут возникать трения, особенно если артисты подготовили к записи материал, который, по мнению Манфреда, эстетически не укладывается в рамки стилистики ECM. Но для меня как раз тут все в порядке. Я с Манфредом чувствую себя полностью комфортно. Ведь мы выросли вместе, и вся эта эстетика сформировалась, когда мы вместе работали.
Сколько альбомов вы сделали вместе?
- О, даже не помню. Шестнадцать или семнадцать, наверное (на самом деле около 30 - ред.). Плюс к тому, он много приглашал меня участвовать в записях альбомов других артистов. Таких записей около пятидесяти, я думаю.
В Москве вы будете выступать с Jan Garbarek Group - с Эберхардом Вебером на контрабасе, Мэрилин Мазур на ударных и Райнером Брюнингхаузом на клавишных. Насколько я понимаю, этот квартет существует довольно давно?
- О да, больше пятнадцати лет.
Вы не устали друг от друга?
 - (смеется) Конечно, когда столько лет так много путешествуешь с одними и теми же людьми, вместе с ними проходишь через одни и те же трудности, неизбежно возникают какие-то трения. Но время и совместный опыт учат терпимости (смеется). К сегодняшнему дню мы уже очень хорошо притерлись друг к другу и к этой работе. Главное тут - относиться к группе, как к своего рода семье, и не терять творческого начала, когда играешь, и тогда все будет продолжаться и продолжаться - к всеобщему удовольствию.
Почему именно эти музыканты так долго входят в состав Вашей группы?
- (смеется) Ну, во-первых, потому, что все они - великие музыканты! Во-вторых - и это очень важный вопрос для меня, как для того, кто принимает решение - их подход к музыке очень разный, что очень важно, если музыканты работают вместе. Их вклад в конечный результат должен работать на разнообразие, они должны привносить в музыку не одинаковые, а разные личностные элементы. И при этом они должны хорошо понимать те идеи, которые я хочу донести до слушателя, и работать на их реализацию.
А как Вы могли бы сформулировать идею, которую должна донести до слушателя Jan Garbarek Group?
- О... это одновременно очень сложно и очень просто... Если говорить просто, то я стараюсь играть то, что мне самому нравится слушать. Но здесь как раз начинается сложность с определением, потому что то, что мне хочется услышать - это каждый раз что-то другое. Мелодии, которые я пишу, звуковые краски, которые я ищу... Но нынешний состав пока что способен каждый раз создавать именно ту комбинацию, которую я хотел бы слышать.
Но это ведь не единственный Ваш проект сейчас.
- Да, конечно. У меня два основных проекта, каждый из которых существует много лет. Кроме квартета, это еще мое сотрудничество с Хиллиард-Ансамблем. В прошлом году я очень много гастролировал с обоими проектами. В этом году мы завершили тур в середине апреля.
У Вас было много проектов с этническими музыкантами со всего мира. Это был определенный период Вашего творчества, который уже кончился, или Вы продолжаете работать в этом направлении?
- Скажем так: я не думаю, что этот период завершился, просто получилось так, что сейчас я временно этого не делаю. Дело в том, что работа с
Хиллиард-ансамблем занимает очень, очень много времени. Плюс к тому у меня квартет, с которым мы приедем в Москву. То и другое в сумме дает полный день занятости, если не больше. Несколько лет у меня просто не было возможности заняться чем-либо еще. Но это не значит, что мне не хотелось бы продолжать это.
Вы ведь в своей работе затрагивали, помимо норвежской, много других этнических культур: пакистанскую, индийскую... какие еще?
- (смеется) Можно, конечно, подойти к этому так, но я предпочитаю определять иначе, в более индивидуальном ключе: мне посчастливилось работать со множеством в высшей степени индивидуальных музыкантов, которые были родом из тех или иных частей света. В наши времена, конечно, развитие средств связи делает такое сотрудничество более простым. Но, возвращаясь к вашему вопросу... я работал с представителями североамериканской фольклорной культуры (я имею в виду коренное население Северной Америки) (то есть индейцев - ред.), южноамериканской, африканской, австралийской, большинства европейских...
Есть ли что-то общее между этими музыкальными культурами?
- Безусловно, и это именно тот угол, под которым я смотрю на эту проблему. Общие элементы есть во всех направлениях народной музыки - а значит, и всей музыки вообще, потому что все музыкальные культуры коренятся в народной музыке. Эти элементы очень похожи во всем мире. Дело в том, что эти элементы связаны с самими свойствами нашей физиологии, с самим строением нашего тела: что мы способны услышать, звуки какой частоты мы способны различать, какие ритмы способны узнать, и так далее. Все это общее у всех людей, а значит - связано с самой природой человека. Все музыкальные культуры - выражение этой природы. И если ты находишь понимание с другим музыкантом на уровне твоей человеческой природы, совершенно неважно, откуда он родом географически, какую культуру представляет, на чем играет и так далее.
Вы и сам представитель сразу двух культур, так сказать: ведь Ваш отец - поляк. Вы изучали свои польские корни?
- Не так много, как хотел бы. У меня не было особых возможностей для этого. Долгие годы это было не так просто из-за разницы политических систем. В последние годы, конечно, я мог бы уделить этому больше времени... Но я всегда помню об этом. У меня всегда был определенный интерес к польской культуре. Я впервые оказался в Польше только, когда мне исполнилось 14, и я не говорил по-польски ни тогда, ни сейчас, так что все это не так просто. Хотя я старался ездить туда. Помню, как в 1966 году в четыре утра в джаз-клубе в Варшаве играл джем с чешским басистом Иржи Мразом, еще до того, как он уехал и стал Джорджем... Но мне не удается послушать достаточно много польской музыки. Видите ли, если где-нибудь в Европе вы идете в магазин грампластинок, то там будет пять метров бразильской музыки, пять метров африканской, пять метров азиатской, но если вы будете искать там польскую музыку, то вряд ли много найдете. Возможно, при следующей поездке в Польшу мне удастся пополнить свою фонотеку.
А как насчет русской музыки?
- Я о ней тоже не так много знаю. Я думаю, поскольку Россия - огромная страна, в ней должно быть несколько разновидностей фольклорной музыкальной культуры, музыки разного происхождения, разных оттенков. Но я почти ничего не знаю, кроме общеизвестных клише, вроде балалайки (смеется).
Я думаю, компания "Богема Мьюзик", которая привозит Вас в Москву, должна подарить Вам коллекцию CD русского музыкального фольклора (они выпускают
такие серии).
- О, это было бы для меня очень интересно! Я с удовольствием изучал бы русскую музыку! Я только что был в Корее, и сказал им, что не очень хорошо знаю современную и старинную корейскую музыку. И мне подарили компакт-диск, который я сейчас, вернувшись домой в Осло, крайне внимательно слушаю. Это так интересно и увлекательно, что я написал им, что хотел бы услышать еще - и теперь они выслали мне еще
пять дисков (произносит с огромным энтузиазмом - ред.)! Это атональная музыка, почти как японская, но там есть один музыкант, который играет в старинном стиле на инструменте вроде кото, японской арфы. Так вот он играет вполне тональную музыку в очень интересном стиле, вроде корейского сельского блюза! Я очень заинтересован этим...
Окончание в следующем выпуске
Редакция "Полного джаза" выражает признательность Алану Броучу и компании "Богема Мьюзик" за помощь в организации этого эксклюзивного интервью.
 Беседовал
Кирилл Мошков
|
|
| На первую
страницу номера |
|
